Стас посмотрел на Людвига. «Ну, вот и хорошо» подумал Людвиг, заметив, как загорелись надеждой и радостью глаза мальчишки. Чтобы скрыть своё ликование, Людвиг почесал переносицу, поправил волосы и, улыбнувшись, сказал:

— Ты готов к борьбе?

Стас, недолго думая, закивал головой.

— Замечательно, я рад, что не ошибся в тебе. Давай скрепим наш договор крепким, мужским рукопожатием, — Людвиг протянул руку.

Стас, с поспешной готовностью, подал свою. Людвиг посмотрел ему в глаза, потом перевёл свой взгляд в точку между бровями Стаса, взял протянутую для рукопожатия руку, и крепко сжал её. Стас почувствовал, как невидимый ток от руки Людвига, создающий неприятное ощущение, пошёл по телу, овладел его существом. В точке на лбу, куда не мигая, смотрел его новый друг, стало, сначала, невыносимо жарко, потом ледяная стужа сковала голову. Как миллионы тоненьких иголочек впились в мозг. Стасу показалось, сейчас он потеряет сознание от боли. Но вдруг, всё прекратилось, ему стало легко. Людвиг отпустил его руку:

— А сейчас, иди. Я сам найду тебя завтра. Нам надо многое обсудить и обдумать.

Стас вздрогнул от его голоса и прикрыл глаза, а когда открыл их, Людвига уже не было, он пропал также, неожиданно, как и появился. Стас пошёл по коридору в спальню. Ему казалось, он отсутствовал долго, и дежурный офицер поставит ему это на вид. Но тот ничего не сказал, даже не посмотрел в его сторону. Лёжа в кровати, Стас думал о том, что всё происшедшее очень странно и таинственно. Но недолго эти раздумья занимали его голову. Он пришёл к выводу, что благодарен его величеству случаю, который помог ему сдружиться с таким влиятельным и сильным человеком, как Людвиг Юшкевич.

Генри стал одним из лучших учеников. Учился на «отлично», уже не однократно получал грамоты и поощрения. Со Стасом они больше не конфликтовали. Вышневский избегал открытой ссоры, даже можно сказать, стал тихим и незаметным. Генри, со свойственной детям непринуждённостью и добротой, пытался поговорить с ним, подружиться, но Стас избегал этих разговоров и на контакт не шёл.

За эти три с лишним года, Генри получил из дома всего шесть писем. Пять из них было написано матерью за первые полгода. Потом письма прекратились. Генри переживал, не зная, что могло произойти, почему его любимая, добрая маменька не пишет ему. От отца он писем не ждал, помня, с каким настроением отец отправил его сюда. Но вот, нежданно-негаданно, Генри получил весточку из дома, и на конверте узнал почерк герцога Яровского. Сухим, казённым языком, отец написал ему, что мать чувствует себя нездоровой и просит сына писать почаще о своей жизни. Генри и так не ленился на счет писем, но смутная тревога после письма отца поселилась в сердце мальчика.

И вот, однажды, сидя на занятиях, Генри почувствовал сильное волнение. Он никак не мог понять причину. Вроде, всё было нормально и в учёбе и во всём остальном. Ночью ему приснился сон, в котором его отец танцевал на балу с хорошенькой, молодой девушкой. Он что-то говорил ей, она улыбалась, бросая на отца восторженные взгляды. А через три дня, Генри вызвали к начальнику корпуса, который был другом отца и встречал Генри когда тот впервые переступил порог училища. Дежурный офицер проводил Генри к кабинету, оставил ждать у дверей. Через несколько минут, Генри пригласили войти. В кабинете полковника сидел отец. Сердце мальчика бешено заколотилось от радости, но, в тоже время, тревоги. Ему так хотелось броситься к отцу и обнять его, все прошлые обиды и непонимания давно забылись. Но он не стал этого делать, помня, что отец не любил этих нежностей. Генри вытянулся в струнку, прищёлкнул каблуками, кивнул головой:

— Кадет Яровский прибыл по вашему указанию.

— Вольно, кадет. Поздоровайтесь с отцом.

Отец поднялся со стула. Генри шагнул к нему, снова кивнул.

— Вы вырастили хорошего сына, герцог. Он наш лучший ученик, отличник по всем дисциплинам.

Генри увидел, как губы отца тронула довольная улыбка. Герцог посмотрел на своего друга, протянул сыну руку для рукопожатия. Генри пожал руку отца, а тот, удивительно нежно, погладил его по стриженой голове.

— Кадет Яровский, в знак поощрения вашим стараниям, вы получаете десятидневный отпуск для поездки домой вместе с отцом.

Генри, еле сдержавшись, чтобы не запрыгать от радости, набрал полную грудь воздуха и с достоинством громко ответил:

— Слушаюсь. Спасибо за доверие, господин полковник.

— Можете идти.

— Я буду ждать тебя внизу, — сказал, молчавший до этого момента, отец.

Генри снова прищёлкнул каблуками, кивнул и вышел из кабинета. Долго ли собраться юному кадету? Уже через пятнадцать минут он был готов в дорогу, только успел шепнуть одному из мальчишек, дежуривших в спальной комнате, что едет домой на десять дней, и выбежал на улицу. Карета с родовым гербом стояла у ворот училища. Отец ждал возле открытой дверцы.

— Я готов, отец, — подбежал к нему Генри.

— Пора ехать, садитесь, юноша, — сказал герцог, и карета тронулась в путь.

— Я, право, очень удивлён и рад вашим успехам. Могу откровенно признаться, мне было очень приятно услышать от такого сдержанного человека, как полковник, много хороших слов о вас. Поздравляю, вы превзошли мои ожидания, — отец посмотрел на сына добрым, долгим взглядом.

— Спасибо, отец. Я рад, что доставил вам приятных минут, — сдержано и с достоинством ответил Генри, — скажите, отец, всё ли в порядке дома? Я обеспокоен тем, что матушка давно не писала мне. Отец отвернулся к окошку, долго молчал. Потом повернулся, посмотрел сыну в глаза, сжал его руку.

— Всё в порядке, сынок, всё в порядке, — каким-то странным, глухим голосом ответил герцог, — она, было, приболела немного. Но сейчас уже поправилась.

Генри почувствовал, отец что-то недоговаривает, но последняя фраза немного приободрила Генри. До вечера этого дня дороги, отец перекинулся с Генри ещё несколькими фразами о жизни в училище. На ночлег нигде не останавливались, а ехали дальше. Генри заснул. Ночью ему снилось что-то мучительное и тревожное, но на утро он не смог ничего вспомнить. К вечеру второго дня пути карета въехала в именье герцога.