Дружинин остро воспринимал мой рассказ.

— Может, он их и не читал, — пылко вмешался он.

— Обратно я их получила перед самым отъездом Якобсенов, почти на перроне. Ларс даже не успел разобрать каждое из них и лишь посоветовал не унывать, если дело не будет ладиться и возникнут трудности. Сказал, что "в этом что-то есть" и напомнил, весьма, впрочем, справедливо, что я инженер, а не писатель, и для человека, не учившегося в литературном институте, мои работы очень приличны.

— Я начинаю думать о нём ещё хуже, чем прежде, — сквозь зубы процедил Леонид.

— А может, он прав? — вступилась я за писателя.

— Он не должен был так поступать, — возразил Дружинин. — Даже если бы ваши работы никуда не годились, нельзя было говорить об этом прямо, а они не могли быть так плохи, я же чувствую. Теперь я не успокоюсь, пока не прочту их. Если хотите, я дам вам слово, что откровенно выскажу своё мнение, но уверен, что оно вас порадует.

— Вчера я и без вашей помощи поняла, что мои повести не были плохи, по крайней мере, часть из них.

— Вы привезли их с собой? — обрадовался Дружинин.

У него блестели глаза, и он явно ждал, что я достану неведомо оттуда гору рукописей и высыплю ему на колени.

— Нет, с собой я их не привезла, но, когда вчера я читала повесть Ларса, я узнала её, несмотря на двойной перевод, сначала на датский, а потом вновь на русский.

Леонид стал мрачен, а я, не замечая его гнева, продолжала болтать, довольно легкомысленно переживая недавние впечатления.

— Представляете, мне было так странно читать её в чужом изложении, что я долго не могла понять, почему мне знакомы и герои, и их поступки, и даже разговоры, и я только на сорок третьей странице поняла, что сама же их и придумала. А ведь изменены были только имена и место действия, а в остальном там всё осталось, как было, даже конец. Вы очень верно заметили, что конец написан слишком торопливо. Когда сюжет был исчерпан, повесть потеряла для меня всякий интерес, поэтому последнюю страницу я с трудом заставила себя дописать. Теперь понятно, почему Ларс выкрал первый перевод этой повести и почему хотел от меня избавиться. Конечно, он испугался, что я узнаю правду и расскажу про его поступок.

Я, наконец, обратила внимание на то, что глаза моего слушателя чуть ли не мечут искры, и мне стало не по себе.

— Какие ещё произведения вы узнали? — спросил Дружинин, пронизывающе глядя на меня.

— Вы обещали всё сохранить в тайне, — напомнила я.

Дружинин встал, прошёл несколько шагов по аллее, потом вернулся и встал передо мной. Он был очень сердит.

— Вы обещали, — твёрдо повторила я.

— И сожалею об этом, — возразил он.

— Слово — не воробей, — напомнила я.

— Русские поговорки не всегда могут доставить удовольствие, — хмуро заметил он.

Я чувствовала, что ему можно верить и, если он дал обещание, то выполнит его.

— Я не хочу с вами спорить, — сказала я. — Вы уже дали слово, и мы не будем к этому возвращаться.

— Есть другая русская пословица, — объявил Дружинин. — Нашла коса на камень.

— Так не будьте камнем, — попросила я.

— А как насчёт косы? — спросил он, смягчаясь.

— Мне её мама срезала, когда я поступала в институт, — пожаловалась я.

Леонид слабо улыбнулся и сел рядом со мной.

— Вы не ответили, какие ещё произведения вы узнали, — напомнил он. — Не случайно же вы заставили меня пересказывать его повести.

— Я узнала несколько, — ответила я. — Четыре он напечатал фактически целиком, две слегка переработал, а одну сильно изменил. Но три повести он написал сам.

Леонид сразу же пожелал узнать, о каких именно повестях я говорю, и мне пришлось дать полный отчёт, сказав в том числе и о моём отношении к самостоятельным повестям Ларса. Писатель продолжил мою тему о загадочных убийствах и мне понравились две из них, благодаря интересным героям и необычным отношениям между ними, а одна показалось скучной и примитивной.

Дружинин кивнул и проговорил:

— Он поступил подло.

Я была полностью с ним согласна.

— Да, действительно, некрасиво.