— Мой выбор он одобрил сразу, когда вы о нём ещё не знали, — ответил Дружинин и уточнил. — Не знали о выборе. О дяде вы тоже тогда не знали.

Мы весь день провели вместе, причём Леонид принялся рассказывать обо всём, что возникало перед нашими глазами, переплетая историю и современность. О книгах он тоже говорил много, что неудивительно, раз литература была его специальностью. Но ни разу он не упомянул о моей повести, что, в конце концов, меня даже раздосадовало, так как казалось непривычным.

— О чём вы думаете? — не выдержал Дружинин, уловив лёгкое изменение в моём настроении.

Мы сидели на скамейке в тени какого-то дерева, как классическая пара целомудренных влюблённых, потому что Леонид позволял себе ровно столько, сколько допускала моя скромность, то есть обнимал меня рукой за плечи.

— О зелёной тетради, — сейчас же отозвалась я.

— А если бы о ней сказал я, мне пришлось бы об этом пожалеть, — заметил он.

— Конечно, — подтвердила я. — Вы и про Ларса меня не будете спрашивать?

Дружинин кивнул.

— Если вы захотите, вы сами расскажете, а нет — то и спрашивать незачем.

— А вдруг здесь скрывается страшная тайна? — искушала я его.

— Тем больше оснований в неё не вникать, — откликнулся он.

Такое смирение показалось мне неестественным и даже подозрительным.

— Вы мне не слишком доверяете, — сказала я.

Леонид рассмеялся и крепче прижал меня к себе.

— Разве мог бы я оставаться спокойным, барышня, если бы не доверял вам?

— Если я вам расскажу, вы сумеете сохранить это в тайне?

— I'm not curious, — пробормотал Дружинин.

— Что?

Он вздрогнул.

— Когда вы выучите английский?

— Не через пять минут.

— Знаете, почему я убеждал вас его учить?

— Почему?

Он улыбался.

— Потому что со второй встречи понял, что когда-нибудь увезу вас в Англию.

— В Англию?

— В гости к моему дяде, — уточнил он.

Каким блаженством было выслушивать такие признания!

— Мне показалось, что тогда вы рады были бы от меня поскорее сбежать, — призналась я, — но остались из-за трупа в моей комнате.

— Нет, вы понравились мне сразу, едва я увидел вас впервые, — сказал Леонид. — Знали бы вы, какой у вас был вид, когда вы увидели нас с Мартином в гостиной! В вас было трудно не влюбиться. А на другой день я понял, что если когда-нибудь женюсь, то только на вас. Думаете, я вернулся только затем, чтобы сказать, что не нашёл Мартина? Но когда я заглянул в вашу тетрадь, я понял, что мы созданы друг для друга. Или тетрадь остаётся запретной темой?

— Возможно.

— Зато, заглянув в неё, я узнал, какое произвёл на вас впечатление.

— Какое?

Дружинин скосил на меня тёмные глаза и усмехнулся.

— Безотрадное.

— Вы не знаете, как сюжет развивался дальше, — возразила я. — Если бы знали, то не стали бы так говорить. Но вы не узнаете. А вообще, в тот день вы напомнили мне моего брата, тоже, кстати, Леонида и тоже Николаевича, особенно когда не пустили меня в комнату, где лежала убитая девушка. Но уж когда вы заговорили о Некрасове, вы меня покорили.

Дружинин смеялся.

— Не понимаю, почему вы так стыдитесь своего увлечения? — снова став серьёзным, сказал он. — Говорю вам, что мне очень понравилось начало вашей повести. Неужели мне никогда не будет позволено прочитать ваши работы?

— Вы уже имеете представление о том, как и о чём я пишу, — сказала я.

— По нескольким страницам? — огорчённо спросил он. — Как можно составить мнение, прочитав несколько страниц?

— А что вы сказали по-английски? — поинтересовалась я.

— Что я не любопытен.

— Не похоже, — усомнилась я.

— Потом вы в этом убедитесь, но пока придётся поверить на слово.

— Мне самой хочется рассказать вам о Ларсе, — призналась я.

Но Дружинин серьёзно возразил:

— Жанна, в жизни бывают обстоятельства, которые нельзя поставить человеку в вину, но рассказывать о которых бывает неприятно, о понять — нелегко. Если вы принуждаете себя рассказывать мне о них только потому, что считаете себя обязанной это сделать, то прошу вас не говорить. Я достаточно хорошо вас узнал и верю вам без объяснений. Меня гораздо больше интересуют ваши сочинения.