— Здесь? — спросил Кроуленд.

— В Эннискиллене. Я приехал в Англию только после службы в армии.

— Я уверен в том, что он — кровный родственник, — спокойно сказал Уиндхем. — Остается лишь определить законность его происхождения.

Джек взглянул на него с удивлением. Первый раз Уиндхем вслух публично признал его родственником.

Граф оставил сообщение без комментариев. По крайней мере, не напрямую. Он только пробормотал:

— Это — катастрофа, — и отошел к окну.

Больше он ничего не сказал.

И ничего не сделал.

Но спустя некоторое время взбешенный низкий голос графа зазвучал вновь.

— Я добросовестно подписал контракт, — сказал он, все еще рассматривая лужайку. — Двадцать лет назад, я подписал контракт.

Однако все остальные продолжали хранить молчание.

Граф резко обернулся.

— Вы понимаете? — потребовал он, впиваясь взглядом в Уиндхема. — Ваш отец приехал ко мне со своими планами, и я с ними согласился, полагая, что Вы — законный наследник герцогства. Она должна была стать герцогиней. Герцогиней! Вы думаете, что я согласился бы отдать свою дочь, знай я, что Вы всего лишь… только…

Всего лишь такой же, как я, хотелось сказать Джеку. Но на этот раз, пожалуй, было не время и не место для легких острот.

И затем Уиндхем — Томас, внезапно решил Джек, что хочет называть его по имени — смутил графа, сказав:

— Вы можете называть меня мистером Кэвендишем, если пожелаете. Если Вы думаете, что это поможет Вам свыкнуться с этой мыслью.

Это были те самые слова, что произнес бы Джек. Если бы он сейчас был на месте Томаса, и ему надо было об этом думать.

Но граф не был напуган саркастическим упреком. Он впился взглядом в Томаса и, дрожа от гнева, прошипел:

— Я не позволю, чтобы мою дочь обманули. Если Вы не докажете, что Вы являетесь настоящим и законным герцогом Уиндхемом, можете считать помолвку недействительной.

— Как пожелаете, — коротко ответил Томас. Он не выдвинул аргументов, не проявил никаких признаков, что желает бороться за свою суженую.

Джек просмотрел на леди Амелию и быстро отвел взгляд. Есть некоторые вещи, некие эмоции, за которыми джентльмен наблюдать не должен.

Но как только Джек отвернулся, он оказался лицом к лицу с графом. Ее отцом. И палец этого человека указывал на его грудь.

— В таком случае, — сказал граф, — если Вы — герцог Уиндхем, то тогда Вы женитесь на ней.

Потребовалось величайшее усилие, чтобы к Джеку Одли вернулся голос. И оно было сделано.

А когда Джек вернул свой голос, то сначала он довольно неприлично откашлялся и только затем произнес:

— Ох. Нет.

— О, да, — предупредил его Кроуленд. — Вы женитесь на ней, даже если я буду вынужден вести вас к алтарю, приставив свое ружье к вашей спине.

— Отец, — выкрикнула леди Амелия, — Вы не сделаете этого.

Кроуленд полностью проигнорировал свою дочь.

— Моя дочь помолвлена с герцогом Уиндхемом, и она выйдет замуж за герцога Уиндхема.

— Я не герцог Уиндхем, — сказал Джек, частично вернув себе самообладание.

— Пока еще нет. И, возможно, никогда им и не станете. Но я буду присутствовать в тот момент, когда правда выйдет наружу. И я удостоверюсь, что моя дочь выходит замуж за правильного человека.

Джек соразмерил их силы. Лорд Кроуленд не был слабым человеком, и хотя он не источал такой же надменной властности, как Уиндхем, но он явно знал себе цену и свое место в обществе. Он не позволит, чтобы с его дочерью обошлись несправедливо.

Джек уважал его за это качество. Если бы у него была дочь, подумал Джек, то он сделал бы то же самое. Но он надеялся, что не за счет невинного человека.

Джек взглянул на Грейс. Лишь на мгновение. Мимолетное, но Джек поймал выражение ее глаз, в которых читался ужас от разворачивающейся сцены.

Он не бросил бы ее. Ни ради какого–либо чертового титула, и уж, конечно, не ради соблюдения чьего–либо контракта о помолвке.

— Это — безумие, — произнес Джек, оглядывая комнату, неспособный представить, что только он один собирается себя защищать. — Я ее даже не знаю.

— Об этом едва ли стоит беспокоиться, — мрачно изрек Кроуленд.

— Вы сошли с ума[i], — воскликнул Джек. — Я не собираюсь жениться на ней. — Он быстро посмотрел на Амелию. — Прошу прощения, миледи, — практически пробурчал он. — Ничего личного.

Ее голова немного дернулась, быстро и огорченно. Это было и не «да», и не «нет», скорее болезненное признание его правоты, движение того типа, когда ничего другого ты сделать не в состоянии.

Внутри у Джека все взорвалось.