Куинн Джулия
Шрифт:
Рука об руку с привилегиями шла ответственность. Как это было верно.
Амелия осторожно шагнула назад, пытаясь отойти так далеко от центра комнаты, насколько это было возможно. Она не хотела, чтобы кто–то видел ее. Ее глаза, которые были полны непролитых слез, и дрожащие руки.
Ей хотелось исчезнуть, покинуть эту комнату и …
И тут она почувствовала это. Руку в ее собственной руке.
Вначале она посмотрела вниз на две переплетенные руки. А затем подняла голову, уже зная, что это была Грейс.
Амелия ничего не сказала. Она не доверяла своему голосу, не доверяла своим губам выговорить слова, которые ей хотелось произнести. Но когда ее глаза встретились со взглядом Грейс, Амелия поняла, что другая женщина видит то, что творится у нее на сердце.
Она схватила руку Грейс и сжала ее.
Никогда в жизни Амелия сильнее не нуждалась в подруге, чем в этот момент.
Грейс сжала ее руку в ответ.
И впервые за этот день Амелия не чувствовала себя совершенно одинокой.
Глава пятнадцатая
Четыре дня спустя, на море.
Когда сгустились сумерки, капитан сказал Томасу, что плавание оказалось на редкость спокойным. Томас был благодарен за это. Не то, чтобы он страдал морской болезнью, когда волновалось Ирландское море, но весьма было на это похожее. Немного ветра, качки или что там заставляло маленький корабль взлетать вверх–вниз на гребне волн, как тут же его желудок начинал протестовать против этого и самым неприятным способом.
Он обнаружил, что лучше было остаться на палубе. Внизу, в каютах, воздух был тяжелым и там было жутко душно. А здесь он мог, по крайней мере, попробовать насладиться запахом соленого воздуха, который оседал на его кожу тонким слоем. Здесь он мог дышать.
Внизу у перил стоял Джек. Прислонившись к деревянному борту, он пристально смотрел на море. Томас не мог не отметить то, что это было место, где погиб его отец. Приближаясь к ирландскому побережью, Томас думал, как его мать все это время жила там, на берегу.
На что должно быть это похоже: не знать родного отца? Томас часто думал о том, что предпочел бы не знать своего отца, но что касается Джона Кавендиша, то он был более приятным парнем, чем его младший брат Реджинальд.
Задавался ли Джек вопросом, как бы сложилась его жизнь, если бы не шторм? Он бы воспитывался в Белгрейве, конечно. Ирландия была бы для него просто землей, местом, где родилась и выросла его мать. Он мог бы время от времени наведываться в эти края, однако Ирландия никогда не стала бы для него домом.
Он бы учился в Итоне, как это делали все мужчины из рода Кавендиш, а потом бы продолжил свое образование, поступив в Кембридж. Он бы числился среди студентов Питерхауса, потому что только в самом старшем из кембриджских колледжей учился весь Дом Уиндхемов. И его имя было бы добавлено к длинному списку Питернских Каведишей, выпускников этого колледжа, к списку, начертанному на стене библиотеки, которая была построена его предками сотни лет назад, когда герцоги все еще были графами, а церковь была католической.
Не имело бы значения, что он изучал, или даже если бы он на самом деле хорошо учился. Джек бы окончил колледж, несмотря на оценки. Он был наследником Уиндхемов и этим все объяснялось. Томас не был уверен, что ему пришлось бы делать, не будь он таким, какой он есть сейчас. Он не мог вообразить себе, чтобы с полной неграмотностью, без образования можно было бы добиться своей цели.
За всем этим последовал бы Лондонский сезон, как было в случае с Томасом. Джек бы там хорошо повеселился, сухо подумал Томас. Его остроты сделали бы молодого, не состоящего в браке герцогского наследника еще более привлекательным для дам. Об армии не могло быть и речи. Не трудно было бы догадаться, что он не стал бы грабить экипажи на Линкольн–роуд.
Что касается самого Томаса, он не знал, где бы остановился. Возможно, далеко на севере, в каком–нибудь доме, предоставленном в его распоряжение дедом. Занялся бы его отец каким–нибудь бизнесом? Управлял бы фабрикой? Было трудно вообразить себе более неподходящее занятие для Реджинальда Кавендиша.
Что бы он сделал со своей жизнью, если бы не родился единственным сыном герцога? Томас не мог себе представить, что такое свобода. Сколько он себя помнил, его жизнь с самого детства была расписана поминутно. Каждый день он принимал множество решений, но самые важные, те, что имели гораздо большее значение для его жизни, принимались за него.