Наемница сбросила оцепенение. Перекатилась. И с колен на выдохе вбила нож в подвздошье Видящей, под край кирасы.

Ноги данмерки подогнулись.

Сжимая басселард в кулаке, убийца качнулась навзничь и, перевалившись через край канавы, исчезла в мутной воде.

Волшебство ее кинжала до конца не рассеялось, и Аррайда несколько секунд пролежала, уткнувшись лицом в стиснутые кулаки. Потом заставила себя приподняться на локтях, до конца выползти из ручья, сдвинуть меч, подтянуть колени, сесть.

Призрак Лландраса сидел на корточках рядом, пытаясь растопыренными пальцами остановить текущую из порезов зеленую кровь.

Анасси — особенный друг. Пелагиад. Гнаар-Мок

Назад медленно уплывало небо. Вечернее солнце, низкое и ласковое, красило облачное руно закатным золотом. Облака сбивались в курчавые отары, стремясь как следует разглядеть землю: голубоватые горы и залив на окоеме, древовидные грибы, вязы, осокори, обычные для Аскадианских островов. И петляющий проселок с ивовым пыльником и золотым канетом по обочинам. А еще пару ленивых гуаров, впряженных в тележку с высокими красными колесами. Рыжая с сединой хаджитка в коричневом просторном балахоне, такая же благодушная, как и ее упряжка, сидела, свесив лапы с передней грядки, и время от времени потряхивала вожжами. Гуары в красной с зубчиками упряжи от этого не шли быстрее, зато порядок был соблюден.

Тележка выше грядок была набита душистым сеном — среди травинок выделялись высохшие цветочные головки — тот же лиловый пыльник, синяя каменевка, золотой канет. Сено берегло от повреждений разные разности, которые хаджитка везла из столицы, и Аррайду. Наемница вытянулась на спине под рядном, голова ее лежала на жестковатой вышитой сумке у бедра хаджитки; левая нога до колена и правая рука были взяты в лубки. Но легкий нетряский ход тележки не причинял боли. Девушка смотрела на облака и молчала.

Наконец хаджитка повернула к ней изящную, с белым пятном на носу морду:

— Что, очухалась?

Золотые удлиненные глаза глядели сердито:

— Все целящие зелья на тебя извела, и зачем?..

Аррайда потянулась к поясу, где обычно таскала свой запас.

— Лежи, — прикрикнула хаджитка, — пригодятся еще! Может, нужно чего. Так ты не стесняйся, говори.

— Ага.

Хаджитка натянула вожжи, гуары послушно встали.

Руки у кошки оказались неожиданно сильные. Она помогла Аррайде сползти на край повозки, подождала, пока та справит нужду, обмыла, поливая из кувшина, вытерла. Уложила и снова укрыла.

— Но-о, пошли!!.. И чего краснеешь? Что без штанов? Так на кой они тебе теперь? — бормотала возчица. — И девок голых я перевидалась… Правда, не таких побитых. Считай, по косточкам собрала.

Хаджитка хмыкнула. Сморщила бархатный нос:

— Все скуума. Везет же мне на пьянчуг!

— Нет.

Кошка издала громкое фырканье:

— Вот еще!! У хаджитов нюх потоньше вашего будет. Да от тебя до сих пор разит! Уж вонь эту, хвала моему благоверному, я на всю жизнь запомнила.

Она сердито хлестнула концом вожжей по гуарьим спинам:

— Пошли, лентяи!.. А то и до вечера не доплетемся…

— А куда… едем?

— В Пелагиад. О-о…

Словно подгоняемые нетерпением хозяйки, гуары задвигались быстрее, поднялись на холм, спустились в распадок — и вот уже тележка, стуча и подпрыгивая, катится по мощеной деревенской улице. Аррайда стиснула зубы, надеясь, что закончатся и боль, вернувшаяся от тряски, и дорога. Убегали назад дома под соломенными стрехами, вкусно пахло дымом и жильем. Потом над головой выросли серые стены форта Пелагиад, и тележка беспрепятственно въехала в распахнутые ворота. Гуары остановились, хаджитка соскочила, привязала вожжи к железному кольцу в стене.

На крыльце перед дубовой полукруглой дверью вежи сидел легионер в кирасе с гербом — двумя вздыбленными жеребцами, но без шлема; грыз травинку. Копье стояло прислоненное к стене у двери. Аррайда подумала, что в форте Лунной бабочки этот щекастый красавец уже или болтался бы на крюке над воротами, или чистил нужники — при особом везении. Двор форта скорее походил на деревенское подворье — из-за загородок вдоль стены высовывались свиные рыльца; пара коз щипала траву, проросшую между плитами, а у крыльца по-хозяйски клохтали куры, которых никто и не думал прогонять.

— Тетка Анасси! Вернулась?

— У тебя что, глаз нет?

— А флина мне привезла?

Хаджитка отряхнула балахон:

— Приходи после заката в «Полпути», будут и флин, и булки, и новости. А пока подвинься.

Вернулась Анасси не одна, а с коротко остриженной имперкой в сером дерюжном платье без единого украшения, хрупкой и беловолосой. Имперка обеими руками поддерживала большую сумку, на широком ремне перекинутую через плечо.

— Это Игфа.

— Целительница… из Пелагиада…