— А ты все лечить умеешь?

Игфа снова присела на край кровати:

— Нет, не все. Корпрус не умею. Но это никто не умеет.

— А что это такое?

— Неужто не слышала? Это мор, поветрие, приходящее с Красной Горы. В отличие от других моровых болезней, заразиться им очень трудно. Но вот если не повезло… — целительница вздохнула. Покусала узкие губы. — Или человек сгорает за несколько часов… или превращается в гору безумной плоти. Тычется вслепую, без глаз, без ушей, и воет от боли. И если не добить — так может продолжаться бесконечно. Не нужно тебе это знать.

— А… беспамятство ты можешь вылечить?

— При определенных условиях.

— При каких?

Имперка прислушалась к ее тяжелому дыханию:

— Я отвечу. Но больше никаких вопросов, хорошо? Ну, во-первых, можно отвезти человека туда, где он долго жил в детстве, детские воспоминания самые прочные. Встречи с дорогими людьми и вещами могут пробудить память. Во-вторых, можно скопировать обстоятельства, при которых он все забыл.

— Снова стукнуть по голове?

Целительница подавила смешок:

— Ну, зачем так жестоко? Просто сделать вид, что бьешь, этого хватит. А главное, не принуждать себя вспомнить. Всплывет само.

— А н-никакими зельями, заклинаниями нельзя?

— Не думаю. Впрочем… о заклинаниях лучше спрашивать магов. Все, отдыхай!

Игфа поправила подушки и собиралась уйти, но тут Аррайда заговорила возбужденно:

— Иг-фа, пожалуйста… В "Черном шалке", в Вивеке, Эдвина. Вылечи ее!

Целительница приподняла узкие брови. Потом, делая вид, что сердится, сказала:

— Я попробую… если ты пролежишь смирно… хотя бы до утра.

И пряча улыбку, вышла.

На кухне на нее накинулась с вопросами возбужденная Анасси. Данмер, который, несмотря на ворчание хозяйки, так и не ушел, отодвинул хаджитку плечом:

— Целительница, я… могу что-нибудь для нее сделать?

— С ней все хорошо. Гилу, я не понимаю. Ты встречался с этой девушкой где-то?

Красные глаза скрестились с прозрачно-серыми:

— Целительница… Может, я не так чего скажу. Мне сны снились… про Шестой Дом… и мною правили… — Дралас до крови прикусил губу. Отвернулся, словно стыдился смотреть Игфе в лицо. Анасси хотела что-то вставить, но прикусила язык. — Все равно, как гуаром. И… — он зачерпнул воды из ведра, пил, обливаясь, кадык дергался на худой шее.

— И будто сердце из меня вынули, и камень вложили. А она — камень выбросила, а сердце вернула.

Проснулась поутру Анасси от шума во дворе. Ее найдена, которой по всему еще следовало, постанывая, лежать в постели, колола дрова. Она управлялась ловко и даже красиво. Ставила на чурбак полено и с размаху рассаживала надвое, а потом разрубала половинки. Если же топор застревал в сучковатой древесине, поднимала их вместе и стукала поленом о чурбак. Щепки так и летели в стороны.

Судя по всему, работала девушка давно. Поленница изрядно поубавилась, а утрамбованная земля вокруг чурбака была завалена наколотыми дровами.

Услышав сердитый вопль кошки, Аррайда вонзила топор в чурбак. Локтем смахнула волосы, налипшие к потному лбу.

— Игфа сказала, что я могу встать.

— Встать… потихонечку, а не дрова колоть!

— Мне нужно руку разрабатывать.

Казалось, седая хаджитка сейчас лопнет от возмущения.

— Домой! — рявкнула она. И широко зевнула, показав великолепные зубы.

В кухне, сунув найдене в руки кружку с молоком, Анасси принялась крошить зелень, доставая из жестяного таза с водой. Нож ровно стучал о столешницу.

— Тебе помочь?

— Сиди уж, — буркнула кошка. В кружевном чепце, сдвинутом на левое ухо, выглядела она уморительно и совсем не сердито. — Объясни лучше, чем Драласа приворожила. У данмеров воды из моря не допросишься. А он вон сколько натащил, — ножом она поворошила в тазу нарядные овощи и зелень. — С вечера еще. Так мечтает тебе услужить — чуть из штанов не выпрыгивает.

Аррайда опустила глаза и убрала под скамью вытянутую ногу.

— Дай ему дело. Пожалей человека, — хаджитка ухмыльнулась. — Давай хоть к завтраку пригласим.

И вышла, не дожидаясь ответа. Сквозь распахнутую дверь Аррайде все было замечательно видно. Анасси гордо прошествовала к плетню и окликнула соседа. Данмер, занимавшийся прополкой здесь же, по другую сторону плетня, распрямился. На голове у него сидела смешная старая шляпа с торчащими из полей соломинками и дырявой тульей. Анасси переговорила с ним, и через минуту Гилу вслед за хозяйкой вошел в дом — в серой рабочей одежде, с пятнами грязи и зелени на коленях, с закатанными рукавами, шляпу он держал в перепачканных землей руках. Поклонился.