Шрифт:
не увидьте снов — они солгут
только даже если
задуют свечу —
я в янтарный терем
приду.
Я войду так тихо — не скрипнет дверь
я войду так звучно — сорвется гром!
под подушкой забыта
связка ключей
и шиповник спит
за прудом
Магдалине.
Мы сидим с тобой за одним столом
(лишь бы мне потом не лежать на нем).
Ешь же тело мое, претворенное в хлеб,
выпей кровь мою, что пьянит, как вино,
я тебе почитаю Книгу Судеб:
все, что будет в мире, свершилось давно.
Пусть забудут все про вечер сей,
но текут с наших пальцев миро и елей,
и душа твоя почиет в моей.
Закатное солнце брызжет
на плечи мне.
Тучи язык бьет в золотой набат.
Блики сползают, сползают,
сползут по стене,
кровью своей питая закат.
Речка-сабля вере пробьет живот.
Повитуха-надежда смехом затушит боль,
кровь омоет, в небесный лоскут завернет
и на руки примет девчонку-любовь.
Кричащая девочка, глазки твои темны.
Не знают они; умереть тебе или жить.
Закатные блики сползают, сползают
вдоль серой стены.
Мы в ложе одном,
и меч между нами
лежит.
Имя — четыре вздоха, четыре всхлипа,
четыре ветра, четыре вскрика;
нежнее пуха, яснее снега.
В нем боль и радость, мука и нега!..
Но Тавинат между нами
лежит в заоблачном тумане
как меч на ложе
как шрам на коже
как полуспущенное знамя.
Имя — четыре дороги, четыре поля,
четыре луга, четыре моря.
И день проходит, и дарит вечер,
и солнце ляжет на ваши плечи.
Но Тавинат между нами
лежит в заоблачном тумане
как меч на ложе
как шрам на коже
как полуспущенное знамя.
Губ мадонны горек сок вишневый.
У тебя намокшие ресницы.
Я держу твое лицо в ладонях,
и оно трепещет, будто птица.
На рассвете простучат подковы,
заорут испуганные чайки.
Но — среди молитв и пустословья —
вам, незрячий, посвящу молчанье.
Все стою коленопреклоненный.
Безнадежно свечи оплывают…
Я держу твое лицо в ладонях,
слезы мне ладони обжигают.
Не плачьте, маленький герольд,
не надо плакать.
Еще оливкова луна
и пахнет медом,
и мы пока бессмертны и,
не зная страха,
мы возлагаем жизни
на алтарь свободы.
И возжигая свечи
среди книг нетленных,
пока мечтаем мы
о жизни настоящей.
Над бухтой чайки,
как седые клочья пены,
и паруса-цветы
не расцвели на мачтах.
А пьяный ветер ворошит костры сирени.
Не капли крови, а роса венчает листья.
И соловей дрожит в черемуховой сени…
И так легко твоей
распорядиться
жизнью.