– Принимайте его в целости и сохранности. Только смотрите, аккуратно с ним, этот чертов каратист у нас тут в камере такую бойню устроил, почище чем в китайских боевиках.

– У нас он нэ забалует, – хищно улыбнулся высокий плечистый мужчина с черными как смоль усами, – мы с Арсеном еще и нэ таких молодцов обламывали. Они у нас потом плакали, как малые дети, и по струночке ходили.

– Ага, – смерив Егора недобрым взглядом, подтвердил его напарник, красномордый ражий детина с огромными волосатыми кулачищами.

– Каратист он там, или еще кто, пусть только дернется, и я его в момент по пояс в землю вобью.

– Да нет, он вообще-то парень нормальный и спокойный, – засмеялся капитан, разрядив обстановку:

– Те, кого он тут гонял, честно говоря, сами нарвались… Но предупредить вас я был обязан.

Егор слушал все это молча, как будто весь разговор его совершенно не касался. Он с отсутствующим выражением на лице глядел на маленькую черную точку на стене и медленно дышал животом, считая свои выдохи.

Через двадцать минут, после соблюдения всех формальностей, Егор, сопровождаемый двумя прибывшими за ним конвоирами в штатском, в первый раз за три недели, прошедшие с момента его задержания, оказался на улице. За все время пребывания в ИВС его, как впрочем и других арестантов, вопреки установленным нормам, ни разу не выводили на прогулки. Наверное, прогулки здесь считались излишней роскошью, которой вполне можно и пренебречь. Привыкнув к вонючим и прокуренным полутемным камерам, с забранными стальными листами окнами, через которые с воли пробивались только тонюсенькие лучики света, Егор, блаженно жмурясь от яркого солнечного света, стоял на ступеньках крыльца и жадно вдыхал пьянящий воздух такой близкой и одновременно далекой свободы. Этот недолгий момент радости от встречи с солнцем прервал грубый толчок в спину.

– Ну, чего ты здесь раскорячился, а ну давай быстрей топай в машину.

Уже в аэропорту, у стойки регистрации, скованный наручниками Егор попытался было обратиться с просьбой к своим конвоирам.

– Мужики, можно мне, пока мы здесь в аэропорту, по московскому номеру позвонить? Мне всего на одну минуточку.

– Ишь ты чего захотел. Нэ положено, – отрицательно покачав головой, хмыкнул усатый.

– Да мне только своей девушке позвонить, – попытался объяснить Егор. – Она ведь не знает где я, что со мной, волнуется. Ну можно, а? Я по-быстрому.

– Да и пусть себе волнуется, бабам иногда полезно поволноваться, – жизнерадостно заржал красномордый, и, отсмеявшись, продолжил: – И вообще, мы-то почем знаем, кому ты там станешь звонить. Может, ты сейчас со своими дружками договариваться будешь, чтобы они тебя у нас отбили, или о том, как вам половчей следствие запутать… Нет, брат, шалишь, с нами эти номера не проходят.

– Да нет, я и правда своей девушке хотел позвонить, – сделал еще одну попытку Егор.

– Нэ засоряй нам эфир, сказано тэбе «нэт» и все тут, – вызверился на него усатый и, повернувшись к напарнику, добавил: – Арсен, ну че ты тут ржешь, как мэрин на конюшне, ты за ним лучше присмотри, а я пока по-быстрому в сортир смотаюсь.

Уже через три часа Егора на милицейской вишневой «девятке» подвезли к желтому трехэтажному зданию во Владикавказе, находившемуся на улице Олега Кошевого. Это здание было очень хорошо знакомо Егору. Раньше, еще в период его обучения в школе, здесь располагался городской УПК – учебно-производственный комбинат, где старшеклассники со всех школ города один раз в неделю проходили производственную практику. Егор тогда занимался здесь в мастерской по деревообработке, находившейся на первом этаже. Сейчас те времена давно минули, и теперь здесь располагался республиканский РУБОП. Двое доставивших его из Москвы конвоиров вели закованного в наручники Егора по ступенькам до боли знакомого ему крыльца. Когда Егора завели внутрь, он через открытые распашные двери, ведущие в коридор первого этажа, увидел трех мужчин, лежавших лицом вниз на бетонном полу, закинув сцепленные руки за голову. Над ними стояли двое вооруженных короткими автоматами омоновцев в сером камуфляже и в черных масках, скрывавших их лица. Когда Егора проводили мимо, один из лежавших на полу мужчин – мощный, широкоплечий, с наголо обритой крупной головой, одетый в дорогую кожанку и синие джинсы – вскинул голову и озорно подмигнул ему. Егор невольно замедлил шаг, пытаясь понять, знает ли он этого человека или нет, но здоровенный омоновец тут же сильно пнул мужика ботинком под ребра:

– А ну давай, голову опустил, гнида! Быстро голову вниз, я сказал!

Мужик опустил голову, а Егор снова ускорился, благо его конвоиры не заметили их мимолетного обмена взглядами. Егор мог бы поклясться чем угодно, что никогда прежде не видел этого человека. Его провели дальше по широкому коридору и, не доходя немного до того кабинета, где раньше располагался класс деревообработки, завели в небольшой вытянутый кабинет. Обстановка кабинета не отличалась особой роскошью: типовой канцелярский шкаф с распашными стеклянными дверцами, большой металлический сейф, зачем-то окрашенный масляной краской, несколько расшатанных стульев и невысокая тумбочка у стены, на которой стояли металлический электрический чайник, распечатанная пачка сахара рафинада и прозрачный пакет с сушками. У большого окна, за старым письменным столом, заваленным кипами бумаг, сидел невысокий темноволосый мужчина в сером штатском костюме и увлеченно что-то писал на стопке белых листов.

– Здравствуйте, Владислав Георгиевич, арестованный Андреев из Москвы доставлен, – лихо отрапортовал усатый.

Мужчина поднял голову, и устало кивнул.

– Да, хорошо, спасибо, Маер. Снимите с него наручники и можете идти.

– Владислав Георгиевич, – вмешался второй конвоир, – нас в Москве предупреждали, что арестованный может быть опасен, он там прямо в камере драку устроил.

– Да? Скажите пожалуйста, а по виду вроде и не скажешь. – мужчина за столом почесал гладко выбритый подбородок двумя пальцами и скептично окинул Егора с ног до головы. – И что, он у вас по дороге тоже буйствовал?