Они немного помолчали. Кинари потому, что у нее не было слов, а Лар решил дать ей время, чтобы переварить информацию. Молчание затянулось, и старейший прервал его.

– Госпожа Кинари! – Она подняла голову, и его поразило выражение муки на ее прекрасном лице. – Может быть, хватит уже? Может, хватит выкупать жизнь дочери ценой своей собственной? С тех пор, как вы заключили сделку, многое изменилось, и уже нет необходимости платить такую дорогую цену! Вайгар жив, Нерави под надежной защитой. Вы можете уйти отсюда прямо сейчас, и никто вас не удержит.

Кинари медленно покачала головой.

– После всего, что было, Вайгару я не нужна. А Заргона вы недооцениваете. Чтобы получить власть и признание гайров, он перевернул жизнь целой планеты с ног на голову. Вы хотите, чтобы он устроил еще что-нибудь в этом же роде? Вам не жалко Йасиар?

Лар поднялся с кресла.

– Ну что ж, я и не надеялся убедить вас с первого раза. Возможно, в следующий раз у меня получится лучше. А теперь мне пора, я слышу, как торопится сюда ваша охрана.

– Нерайн, только не говорите мне, что вы боитесь ее! – автоматически улыбнулась Кинари, вставая. Светский тон Лара заставил ее попытаться соблюсти обязанности хозяйки дома.

– Я боюсь только за вас, моя прелесть, только за вас!

И он галантно склонился над ее рукой. Кинари невольно обернулась, потому что за дверями действительно послышался шум, который могла создать только рота стражников, сменяющая на посту другую такую же роту, а когда повернулась обратно, то старого Лара уже не было в спальне.

У Кинари еще хватило сил, и моральных и физических, чтобы улыбнуться заглянувшим охранникам и сказать им, что все в порядке. А также дойти до кровати и опуститься на нее, но чтобы укрыться одеялом, сил уже не было. Она свернулась в клубочек, как котенок, укрытая только плащом из собственных волос. Ее била дрожь, но она заметила это только тогда, когда подняла руку и попыталась сложить пальцы определенным образом, чтобы несложным заклинанием выключить в спальне свет. Он безжалостно резал ей глаза. К сожалению, дрожь в пальцах помешала ей справиться с этой задачей, и светильники остались гореть все до одного. Смирившись с таким положением вещей, Кинари обреченно закрыла лицо руками. Звать слуг не было ни сил, ни желания.

Все это время после смерти Вайгара она держалась только ради Нерави. Если бы не дочь, никакая сила в мире не заставила бы ее жить в браке с Заргоном. Когда через месяц после смерти Вайгара он пришел в ее постель, словно что-то сломалось в душе Кинари. Собственно, сломалась она давно, в тот памятный день больше ста лет назад, когда покончила с собой ее мать. Только злость, фамильное упрямство и желание доказать Заргону или хотя бы самой себе, что она не послушный кусок красивой плоти, а живой человек со своим достоинством, позволили ей продержаться так долго.

Когда старый Лар снял с нее заклятие, он просто вернул ее к нормальной жизни, но рану в ее душе залечить ему было не под силу. Возможно, Вайгар своей любовью смог бы это сделать, но теперь уже слишком поздно об этом говорить. Кинари не представляла себе, как бы она смогла перед ним оправдаться. Сказать: Вайгар, я не знала, что ты сумеешь выжить после смерти? Ничего глупее нельзя было придумать. Сказать, что она сделала это ради Нерави, как оно и было на самом деле? Так ведь Нерави все время была в доме Ларов, а они в любом случае не дали бы ее в обиду. Какое Вайгару дело до ее страха перед Заргоном? Страха, который сидит в ней больше ста лет, и который она меньше всего на свете хотела бы передать по наследству своей дочери?

Слезы катились из глаз Кинари непрерывным потоком. Она снова прощалась с Вайгаром, так же, как и девять месяцев назад, только теперь горечь прощания смешивалась в ней с радостью оттого, что он жив. Она от всей души желала ему счастья, желала забыть о ней и о ее предательстве и жить дальше. Жить и растить Нерави, которой ее мать не смогла дать почти ничего, кроме небольшой защиты.

Все же огромный камень свалился с души Кинари. Рядом с Нерави теперь Вайгар и старый Лар, а значит, самой Кинари нет необходимости беречь себя от гнева Заргона. Можно даже немного спровоцировать его.

От этой мысли Кинари почувствовала облегчение. Решение было принято. Слезы еще текли из ее глаз, но уже чисто по инерции. Вскоре она окончательно успокоилась и заснула, так и не погасив светильники и не укрывшись одеялом.

Его величество Заргон Первый изволил проснуться этим утром в крайне дурном настроении. Слуги, помогавшие ему одеваться, тряслись от страха. Впрочем, они так делали всякий раз, когда ее величеству угодно было ночевать в одиночестве, чего его величество очень не любил, и после пробуждения, как правило, срывал зло на своих слугах. Это было страшно. Однажды одного из них пришлось оттирать со стены в буквальном смысле этого слова. А бедняга всего-то пролил кофе на приготовленный костюм его величества. Просто руки дрожали от страха. «Надо было лучше контролировать себя, и не было бы таких неприятностей!» – сказал тогда его величество. К сожалению, для нервного камердинера этот совет немного запоздал.

На этот раз все обошлось. Никто не пролил кофе, не опрокинул чернильницу и не перепутал галстук. И его величество никого не убил. Обошлось.

Крийон плохо спал и потому нервничал. Нет, не так. Скорее, наоборот. Он нервничал, и потому плохо спал. Точнее, почти не спал, а еще точнее, совсем не спал. В последнее время он вообще не мог спать, если рядом не было Кинари. Она же, словно в насмешку, все чаще выставляла его за дверь, совершенно не заботясь о его чувствах. И спокойно спала, пока он сходил с ума от ревности и одиночества. Неудивительно, что он бывал зол по утрам.