Холюша в этот день центнеров пятьдесят подкупал.

Егор быстро напоил скотину. Обглядел корову и приплод, козочек посмотрел и вновь удивился:

– Ну, ты даешь, дед Халамей. Ферма целая…

– А чего… Счас призывают, чтобы всего поболе держали. Хлопотно, но куда деваться… Трудюся… Трудюся, Егор. Помочи ждать неоткуда. С утра до ночи. А теперич-ка пора пришла котиться, и ночей не буду знать. Про весну, лето уж не говорю. Тама-а… Делов да делов. Руки обрываются. Одного сена пока накосишь. Такую страсть господню…

Сенокос и вправду был самой тяжкой для Холюши порой. Как-никак, а нога-то одна, другая – деревянная, не больно ловко с ней. И в сенокосный срок Холюша, считай, совсем не спал. Прикорнет иногда на часок. И все. В эту пору он вовсе высыхал и чернел ликом, как головешка. Он свои угодья выкашивал, а потом брал где можно: по лесу, на буграх, за огородами, по степи, в балочках – никакою травой не гребовал, вплоть до осоки. А уж от сена, от запасов своих глядел, сколько в зиму скотины оставить. Кое-кто из молодых, на одну коровенку запасая, жаловался. Холюша косил и косил, днем и ночью.

А оттого что сенцо трудно доставалось, он и берег его. И сейчас, надергав крюком охапку, он не враз его корове понес, а столько же соломы набрал и принялся тщательно перебивать, мешать солому с сеном, да так, чтобы даже мудрая Зорька не смогла сенцо выбрать, а подряд мела.

Егор помогал. Он разбирал оберемок, что бессовестный тракторист привез. Разбивая корку льда и отбрасывая в сторону глудины, Егор добрую солому копешкой складывал, заледенелую раскидывал. Может, солнце пригреет, так обтается. Оберемок большой все же был. Разобрав его, Егор отряхнулся, закурил.

– Ты, гляжу, парень не городской, – похвалил Холюша.

– Деревенский, – ответил Егор. Он жалел старика и вместе с тем какое-то уважение к нему чувствовал. – Да-а, – протянул он. – Многовато ты все же держишь. Не по годам.

– Чего уж… Всю жизнь так… – Холюша с хитрецой улыбнулся. – Для вас, для городских, стараюся. У вас тама не сеяно, не пахано. Асфальты кругом. Надо вас поддерживать. А то, чего доброго, перемрете.

– Нет, – покачал головой Егор. – Все равно много. Ты старый человек, калеченый. Зря…

– Всю жизню так… – повторил Холюша.

И вдруг Егору мысль пришла.

– Слушай, дед Халамей, – сказал он, – ты на пенсию собираешься?

– Сполохнулся… Уж десять лет получаю…

– Да нет… Не то. На настоящую пенсию, на отдых. Чего ты так живешь? Один, неухоженный, ты уж извини, но в доме-то у тебя… Бросай все, ликвидируй скотину свою. А возле нас недалеко домик продают, огород есть. Просят пять тысяч. Есть у тебя столько денег?

Холюша даже засмеялся от такой наивности.

– Ну, есть? – переспросил Егор.

– У меня поболе есть.

– Вот и хорошо. Купи тот домик. Позови к себе Фетинью с Марией. Они, дед Халамей, плохо сейчас живут. Там дочка вторая с мужем, они им житья не дают. Ты дом купи и позови их. И будете жить себе поживать. Будешь обмытым и обстиранным. С родными людьми. Тебе будет хорошо, и им спокойно. Ну, как? Согласен?

– Ух ты, какой скорый… А чего, взаправди Фетинью притесняют? Внуки?

– Обижают. Неспокойно им там.

– Скажи на милость, какая беда…

– Вот и помоги ей. Родная же сестра. И Мария с ней приедет. Она помоложе. Будет за вами глядеть. Соглашайся.

Холюша помолчал, потом, вздохнув, сказал:

– Дюже ты скорый. Раз-два – и лататы.

А Егору этот только что пришедший на ум замысел все более и более нравился. Жена давно говорила о матери и бабке, что надо бы устроить их как-то, помочь. И вот теперь все могло сложиться по-доброму. И этому старику будет хорошо рядом с сестрой да племянницей. И женщинам он будет подмогой. Правда, теща Мария была с характером. Да как знать… Поживут, притрутся. Но Егор понимал, что настаивать и торопить деда Холюшу нельзя. Не такое это простое дело, чтобы в один час решить. И он лишь сказал:

– Подумай, дед Халамей, подумай хорошенько. Может, и надумаешь. – А про себя Егор решил приехать и раз, и другой, а может, и бабку Фетинью привезти, но добиться своего.

Издали заслышав голос своей машины, Егор начал прощаться.

– Уезжаешь? Да чего ж ты? – всполошился Холюша. – Тута бы и ночевал. Гуся бы сварили, у меня и водочка еще есть, поговорили бы по-родственному.

– Служба, – коротко ответствовал Егор. – Надо ехать.

Машина уже подбегала ко двору. Но Холюша успел-таки добрый ломоть сала принести и мороженую гусиную тушку.