– Не стану скрывать, Феррон, я сам пытался найти ее. И не только я. И маги, которые пришли ко мне, и мои рыцари, и те, которых я обучил, и те, которые ничего не смыслят в этом, но понимают, что огонь не должен обжигать ее. – Помолчав, Кроссор улыбнулся. – Никто не знает, что случилось с твоим ребенком, Феррон, и почему мы не чувствуем ее. Никто не знает, жива ли она… Признаться, сначала я думал, что это ты лишил ее памяти рода, но как я вижу теперь, я ошибался. Это не твоих рук дело. Ну что же, тем будет интереснее.

– И это все, что ты хотел сказать мне?

– Я думаю, это немало. У меня есть просьба, Феррон. Дай мне знать, если у тебя получится найти ее. Я не прошу открыть мне место, где она находится, просто дай мне знать, что ты отыскал ее, и я признаю тебя магом более могущественным, чем я сам. Прощай.

Он насмешливо поклонился и, уже уходя, вдруг обернулся:

– Феррон, неужели тебе не интересно, кто это сделал? Ведь это означает, что среди твоих подданных есть кто-то, кто способен лишить памятирода . Уж поверь, мои , если бы среди них нашелся такой, не посмели бы скрывать его от меня. На твоем месте я задумался бы об этом.

После этого разговора, впервые за десяток лет, Феррон решился сделать то, что запрещал себе все эти годы. Но дар видения изменил ему. Ночь за ночью он взывал к сознанию дочери, сначала осторожно, затем все сильнее и сильнее, но оно оказалось немо к его мольбе и не откликнулось на его призыв.

В одну из таких ночей, когда его обессиленное тело уже распростерлось на ложе, а измученный разум все еще бился словно лесная птица, заключенная в клетку, он вдруг все понял.

Это был изощренный обман! Враг обманул его!

Он заставил его тратить силы на бесплодные поиски, а сам отводил его призыв. Ему, владеющему Зовом, возможно сделать это. Она и не могла услышать его! Словно пелена упала с глаз Государя. Не было никого, кто мог бы стереть у ребенка память рода. Был только Враг.

Теперь Государь знал, что должен делать.

Через несколько дней его младший сын покинул Шаагез. Старший просился идти вместо него, но он был нужен Государю в Гранале. К тому же, несмотря на то что Герэкс тоже унаследовал горячую кровь, ему было далеко до младшего брата, а в том пути, в который отправлялся Ригэн, только магия могла быть ему опорой. Да и уход Ригэна никому не показался бы странным: он находился в том возрасте, когда юноши стремятся к самостоятельности и покидают родные дома.

И вот теперь его сын возвращается…

Сколько было пережито за это время, сколько потрачено сил. Неравная борьба иссушила Государя, его разум, его душу и его тело. С тех пор как он ждал в башне Манлора известия от сына, прошло много времени. Тогда Феррон впервые узнал о том, что его дочь потеряла память. Он не поверил, ибо его младший сын невольно повторил слова Врага.

Возможно, Ригэн, всего лишь сводный брат, и не смог почувствовать сестру. Но он, отец, породивший ее в любви, не может не ощутить родную кровь. Лишь бы она оказалась рядом. И тогда весь ужас последних лет будет забыт. И он наконец сможет говорить с ней о Сигрид, ведь ни с кем, кроме дочери, он не мог говорить о ней.

Ригэн не нашел следов Сигрид. Просто он плохо искал… Не родная мать – мачеха. К тому же Ригэн был еще слишком мал, когда он отправил ее на Паркс. Разве можно винить его в том, что он не нашел ее?

А дочь расскажет ему о Сигрид все. Какой она стала, как они жили… Ему важна каждая мелочь. Они не должны были ни в чем нуждаться, уж об этом он позаботился сразу. Он купил им прекрасный дом и оставил с ними преданных людей.

Его дочь, его Беорн, вернулась, и теперь все будет хорошо. В ней заключена великая сила… Разве Герэкс сам не видел, как огонь подчиняется ей? Он так живо рассказывал о встрече с ней, что Феррон словно видел ее наяву. И Ригэн… Ведь она помогла ему, когда он так неосторожно попал в беду…

А потом, когда все закончится, он оставит сыновей в Шаагезе, и они с дочерью вернутся к Сигрид…

Мысли Государя мутились. В последнее время это случалось с ним все чаще, он вдруг забывал, о чем говорил минуту назад, или не мог вспомнить имен своих детей. Даже его магия, такая уверенная и могучая раньше, вдруг тоже изменилась. И это чувствовали те, кто был с ним рядом. Она то едва ощущалась, как биение пульса больного, то вдруг наполняла его силой, словно река, вскрывающаяся ото льда.

Как часто бывал он теперь беспомощен и слаб…

Государь протянул руку и перевернул тяжелые песочные часы, стоящие пред ним. Тонкая струйка голубого песка потекла вниз. Вот так же как этот песок утекают и его силы…

Конечно, даже сейчас ее осталось достаточно, но…

Феррон снова протянул руку и толкнул часы, заставив их упасть набок. Две голубые горстки песка замерли в стеклянном плену, прекратив свое движение. Теперь у него появилась надежда. Как много ему надо рассказать своей дочери! Теперь уже скоро. Завтра к вечеру он увидит ее.