Уж если переворачиваться, то надо бы сразу, но тетка Федотьевна с той стороны улицы внимательно за ними наблюдала, и только через два квартала удалось отыскать безлюдное местечко и перевернуться, отчего сила этого обряда, конечно, значительно ослабла либо вовсе не подействовала…

— Может, вернемся? — опять спросил Огурец. — Все равно пути не будет через эту Маринку!

Но Мишаня твердо решил разделаться сегодня же со всеми своими обязанностями, свалив их с плеч, чтобы в дальнейшем жить спокойно, как все.

Маршруты бегства забыли, поэтому пришлось обходиться без них, как само выйдет.

— Бывает, по маршруту еще хуже бегать, — поделился своим богатым опытом Огурец. — Я раз бежал по маршруту, так чуть меня не поймали. Без маршрута я совсем у них с глаз скрылся. Запалились они, пошли шагом… Дай, думаю, следы запутаю. Для пущей верности. Ладно… Бегу по Крестьянской, через переулочек на Выгонную, с Выгонной сворачиваю еще в какой-то переулочек… выскакиваю, а они — и вот они! Прямо на них выскочил, в ихние лапы. Они про меня позабыли, идут, разговаривают, а увидели: ага! вот он!.. За мной!.. Они-то уже отдохнули, а я — нет… Вот в чем разница.

Очутившись у ограды РТС, Мишаня и Огурец обследовали все дыры, выбрали самую надежную и залезли во двор, заставленный старыми моторами. Они там стояли так давно, что кругом обросли бурьяном. Густой, высокий, он будто нарочно там вырос, чтобы в нем кто-нибудь скрывался.

А скрываться Мишане с Огурцом пришлось прямо сразу: значит, недоброе Маринкино кудаканье подействовало, а переворачиванье через левое плечо уже не имело той силы.

Только они приступили к осмотру первого мотора, выискивая, где там находятся годные трубки, как неподалеку появились двое чумазых шоферов, которые, громко разговаривая, что-то искали — возможно, тоже трубки себе.

Мишаня и Огурец нырнули в бурьян, залегли и притаились.

Прятаться в густом бурьяне, с одной стороны, хорошо: не увидят, а с другой стороны, плохо: самим ничего не видно… Не то ушли уже шоферы, не то заметили подозрительных ребят и подкрадываются, чтобы поймать.

Особенно волновался Огурец. На одном месте никак ему не лежалось: то он привстанет, как заяц на задние лапки, и выглядывает, то опять приляжет, а сам все шепчет:

— Повернули сюда… Остановились… Опять идут… Наконец он решил:

— Тут плохо… Я перейду! — и, пригибаясь, побежал в другой куст, который показался ему чем-то лучше. Через минуту и там ему не понравилось: он вздумал спрятаться под развалины автомобиля. Но под автомобилем оказалось совсем плохо, и Огурец побежал обратно в первый куст.

Больше он никакого места переменить не успел, потому что совсем близко послышался веселый голос:

— Этот откуда тут? Во-он выглядывает!.. Держи его!..

Раздался топот и жалобный крик Огурца:

— Дяденька, пусти! Да пусти! Ну пусти меня!..

Туг Мишаня ощутил необыкновенную легкость в ногах, вскочил и, не разбирая дороги, ринулся к спасительной дыре, а вслед ему кричали шоферы:

— Вон еще один! Лови!..

И ухали, и гоготали — очень страшно.

Совсем убежал уж было Мишаня и на улицу благополучно вылез, но там лицом к лицу столкнулся с самим Васькой Грузчиком.

Васька, по всему видно, пришел на работу: был он в замасленном комбинезоне и с авоськой, откуда торчали две бутылки молока.

— Ты чего тут шныряешь? — спросил Васька, свободной рукой хватая Мишаню за шиворот. Не зря уважал его Гусь — такая крепкая рука оказалась!..

Когда человека держат за шиворот, ему, конечно, трудно придумывать что-нибудь умное, а заранее никакую выдумку Мишаня не припас — не ждал, что так оно, дело-то, обернется…

Да придумывать ничего и не пришлось: в дыру выглянул один из шоферов, поймавших Огурца, и оказал Ваське:

— Попался ревизор? Давай его сюда!..

Кто-то за оградой спросил:

— А этот?

Шофер ответил:

— Он! Я его приметил — зеленую рубаху!..

И пригласил Мишаню, показывая на дыру:

— Лезь!

Мишане ничего не осталось делать, как лезть обратно во двор.

За ним протиснулся Васька, и все трое молча пошли к какой-то тесовой будке, тоже чумазой от всяких мазутов, не хуже этих шоферов.

В будке среди всякого железного хлама стояли только стол и табуретка. За столом на табуретке развалился и покуривал здоровенный губастый малый, чем-то похожий на Гуся, а на полу у стенки сидел, пригорюнившись, понурый Огурец.

При виде Мишани он почему-то обрадовался и ляпнул:

— Значит, тебя тоже поймали?