Шрифт:
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Когда побелела его борода, он покинул стезю чиновника и стал отшельником; отбросив прочь шелковую шляпу, он решил насладиться жизнью на зеленых просторах [343]
В городах, в селеньях окрестных — Всюду тьма солдатни жестокой. Лучше будет уехать отсюда — Поселиться в деревне далекой. Я с женой — вот мое семейство, Мы вдвоем, нет у нас детишек, И возьму только цинь мой звонкий Да котомку, полную книжек. Где тот ивовый цвет чудесный, Что летал над Циньской страною [344] ? Только воды бегут из Улина [345] , Аромат донося порою. Ухожу я прочь поскорее, Оставаться здесь я не буду. Оглянулся — и с болью-тревогой Поле битвы вижу повсюду.343
Зеленые просторы —символ свободного и счастливого бытия бессмертных.
344
Циньская страна —то есть империя Цинь. Здесь, однако, имеется в виду не реальная династия, а некая земля блаженства.
345
Улин —название древнего округа на территории нынешней провинции Хунань. Именно здесь находился легендарный Персиковый источник — обитель людей, достигших блаженства.
Эти стихи я сочинил еще до смутного времени, в те годы, когда покинул город и поселился в деревне. В древности говорили: «В пору малых смут беги из города, в пору больших смут уходи из деревни». Но я так полагаю: в годы больших смут, равно как и малых, в деревне лучше не жить. Другое дело, если в стране царят мир и порядок. Тогда гораздо спокойнее жить подальше от города. И все же деревня не лучшее место для жизни, особенно в пору, когда порядок в Поднебесной еще не установлен и повсеместно вспыхивают мятежи и волнения, пусть даже бесчинствуют не крупные разбойники, а мелкие, и топот их коней слышится чаще, чем грохот солдатских повозок. Увы! Кажется, что в эти времена Творец всего сущего лишился добросердечия. Цзайсянов — «горных вельмож» [346] понижают в ранге, и они, превратившись в простых смертных, вынуждены жить возле «городских колодцев», терпя унижения и позор.
346
«Горные вельможи» —отшельники, которые подобно высоким вельможам — цзайсянам никому не подвластны.
Я прожил на свете полвека. Из них десять лет мне посчастливилось обитать глубоко в горах, подобно важному цзайсяну, вот отчего мне и понятны радости сельской жизни. Сейчас, в пору военного лихолетья, я из-за бесчинств разбойного люда попал в город. Меня окружили местные крысы и лисы, а потому я быстро познал тяготы здешней жизни. Вы спросите, неужели за десять лет жизни в горах с тобой ничего не случилось? Неужели ты не бросился в ужасе прочь, услышав страшное имя Стремительного, для которого стало привычным делом рушить города и убивать людей? На это я так отвечу: «Вначале человеком владеют думы о богатстве и знатности, потом он снимает шапку «узника Чу» [347] и, наконец, облекается в одежду из перьев небожителя» [348] . В свое время я был деревенским учителем, и это занятие меня «подняло на ноги». Потом в разных местах я исполнял чиновную работу сыма [349] . А через несколько лет, поверив гаданью, поселился в горах, стал «горным вельможей» — цзайсяном. Тем, видно, и кончу.
347
Узник Чу —символ человека, попавшего в безвыходное положение.
348
Одежда из перьев —одеяние бессмертного-сяня. Обретя бессмертие, человек облачается в одеяние из перьев и улетает на небо.
349
Сыма —чиновничья должность. В древности соответствовала должности военного министра.
Вы мне не верите? Считаете мои слова бесстыдным бахвальством? А я между тем сказал сейчас чистую правду. Славу, которую я здесь снискал, не сравнишь ни со знатностью, ни с богатством. Вначале она словно бы незаметна и как бы исподволь являет свое величие. Ничего подобного никогда не случается с каким-нибудь важным чином, который свой пост воспринимает как должное. Лишь покинув высокую должность, он начинает понимать, что счастья добиться совсем нелегко. Так произошло и со мной. Лишь покинув чиновную службу, я понял, что мудрые старцы предпочитали жить в горах еще до наступления смутного лихолетья.
Если вы все еще мне не верите, прочитайте внимательно несколько строк из стихотворения, которое я сочинил, когда спасался в деревне от смуты. Не обессудьте за то, что оно несовершенно, главное, обратите внимание на места, где я жил; людей, с которыми довелось встречаться, деяния, которые пришлось совершить. И тогда вы скажете, надуманны мои рассуждения о «горных вельможах» или же соответствуют истине, возможно ли их использовать в жизни, насколько близки они к бытию небожителей — шэньсяней. В моем стихотворении есть такие пятисложные строки:
Поле мотыгой взрыхляю, Опять покупаю вола. Навес камышовой крыши Тугая лоза обвила. Не хуже, чем город уездный, Селенье, где мы живем: Цветы да густые рощи, Как птичье гнездо, наш дом. Купил я земли три цина, Где все зеленеет весной. А рядом чистый заливчик Блестит изумрудной водой. Жена и служанка довольны, В глазах моих гордость видна. Хмельное вино мы пьем, А кругом сияет весна!А вот еще один стих, только написанный семисложным размером:
Мне вина покупать городского не надо, Сам готовлю вино, ведь живу в достатке. А приедет гость — мой друг-собеседник, Рвать любые овощи может с грядки. С частоколом сплелись побеги бамбука, И по планкам решетки лиана вьется. Здесь цветы повсюду — признак досуга, Здесь шутливая летопись создается. Где я сад насадил, мэйхуа в цветенье, И прохлада бамбук молодой овевает. Поливаю, рыхлю свои грядки, — и лучше Моей пищи простой ничего не бывает! За окном изогнулась река, а в доме — Сладкозвучный цинь, мудрых книг страницы. Средь цветов я читаю — и каждая строчка Ароматом в душу мою струится.Как видите, в этих стихах, написанных без особых к тому причин, просто показан окрестный пейзаж. Есть у меня еще одно сочинение из числа «оборванных строк», которое еще сильнее трогает душу, — это «Десять благодатей Горного кабинета». В нем я пишу о том, что увидел лет двадцать назад, когда очутился в местах, где обитают ушедшие в горы. Прочтите его, почтенные, и вы сразу поймете, что в авторе таится частица бессмертного духа, хотя на самом деле он простой человек. Словом, взгляните на это сочинение как на нечто редкостное, диковинное.