Шрифт:
В восемь часов утра Юрий вышел из дома. Кто-то взял его под руку и повел. Казалось, он попал в тиски, вырваться из которых надежды не было. Молодой парень лет тридцати пяти, выше его на голову, плечистый, с решительным выражением лица тащил его силой.
— Я могу сам идти! — попробовал сопротивляться Юрий.
— Вы мямля, Юрий Дмитриевич, и ни на что не способны. Они уже в доме. Вы разминулись на секунду или две.
Парень перевел его через дорогу и впихнул в машину.
— О ком вы говорите? Кто в доме?
— Люди, которые должны вас похитить. Они пришли раньше, чем мы предполагали. Аркадий не доверился Виктории Львовне и решил забрать вас силой. Как вы не хотите понять, от вас зависит его жизнь! Ему нужно ваше сердце.
— Я уже понял, что человеческая жизнь для него ничего не стоит.
— Поздно поняли. Мутным взглядом трудно оценивать происходящее и делать трезвые выводы. Смотрите. — Парень указал на окна шестого этажа. — Это ваша квартира?
— Да, моя.
Окно распахнулось, и из него вылетел человек, словно выпрыгнул с разбега. На ветру развивались светлые длинные волосы и ночная сорочка.
— Галя! — крикнул Кайранский.
Тело шмякнулось об асфальт. Кайранский выскочил из машины и бросился к жене. Сильная рука остановила его, сбив с ног. Его подняли, как щенка, оттащили назад и бросили в машину. Автомобиль сорвался с места.
Юрий рыдал. Он ничего уже не понимал. Его привезли на вокзал и посадили в поезд. Рудольф не отходил от него ни на шаг.
Виктория затормозила у дверей больницы, прошла в холл и обратилась в справочную:
— Аркадий Кайранский выписывается?
— Да. Сейчас он получает выписку и скоро спустится вниз.
Ждать пришлось недолго. Вскоре появился Аркадий.
— Два приступа за три дня, дело мое дрянь.
— Ты вылетаешь в Барселону восьмичасовым рейсом. Я получила сообщение от доктора Сапатероса. Твоя очередь следующая.
Они вышли на улицу и сели в лимузин Вики.
— Я даже не мог присутствовать на похоронах.
— Жене и дочери ты уже ничем помочь не мог, о себе думать надо. Ты один стал владельцем целой империи.
— А что мой донор?
— Он прибудет в Испанию чуть позже. На сутки. У меня все готово.
— Остается уложить его на операционный стол.
— Это мои проблемы. Ты убедился, что я человек дела, а не болтливая баба. Мы едем в офис, я от твоего имени собрала совет директоров на девять тридцать утра.
— Что ж, мне отступать некуда.
В квартире шел обыск. Эксперты возились с окном, Вербицкий и Свиридов стояли на балконе.
— А где ее муж? — спросил Илья.
— Ищут. Может, за бутылкой ушел.
— Бар забит выпивкой. Ни черта не могу понять! Эти-то с какого боку попали под гусеницы?
— Юрию полагается тридцать процентов, а Галине десять от общего состояния. Не берусь переводить проценты в деньги, от нулей с ума сойдешь.
— Нет, Женя, перебор. Последнему достанется все. Он и есть убийца. Тут к гадалке ходить не надо.
Евсюков вышел на балкон с конвертом.
— Гляньте, господа начальники. Только перчаточки наденьте.
Свиридов достал из кармана тонкие хирургические перчатки, надел их и вынул из конверта фотографии. На всех была Галина с каким-то молодым типом: в кафе, на улице в обнимку, целующаяся на балконе.
— Чертовщина! Она ему изменяла?
— Найдено в его секретере среди бумаг. Похоже, он книжки писал.
— Мы о нем ничего не знаем! — рявкнул Свиридов. — Но к компании отца он не имел никакого отношения, это точно.
— Может, он и выкинул женушку в окно, — предположил Евсюков. — За что же изменнице десять процентов отдавать.
— Дело не в десяти процентах. Галина богатая женщина, он сидел у нее на шее. Теперь ее деньги достанутся Юрию.
— Труп Галины дактилоскопировали? — спросил Свиридов.
— Так точно, — ответил Евсюков. — Хотите узнать, держала ли она эти снимки в руках?
— Хочу. У телевизора полно пустых бутылок, с них тоже снимите отпечатки. И сделайте запрос в банке. Нам нужны сведения о ее счете и все ее распоряжения по поводу денежных средств.