Первому он локтем свернул челюсть на сторону, второму засветил рукояткой пистолета в ухо, а третий упал сам, когда на него повалились двое, и вся компания посыпалась кубарем по лестнице вниз, не успев даже приблизительно понять, что произошло. А Кнехта наверху уже не было.

Неподалеку опять стрелял Барро – из окна по улице. Кнехта это немного удивило, но он еще не закончил свою работу и подумал, что нюхач как-нибудь сам разберется. Сейчас надо было прочесывать дом, проверять комнату за комнатой, искать первичную цель. По внутренним часам Кнехта операция шла уже заметно больше минуты, еще немного – и Барро начнет уставать. А когда нюхач устает, он начинает стрелять на поражение, чтобы лишний народ не путался под ногами и не мешал решать задачу.

Кнехт быстро прошел несколько комнат, в которых слабо шевелились ненужные ему люди, выпрыгнул через окно на террасу и дал пинка под зад полицейскому, который ползал там на четвереньках. Пробежал по террасе, снова вошел в дом через дверь, осмотрел еще несколько комнат и вдруг увидел – на самом деле ощутил, потому что вокруг клубился непроницаемый голубой туман, – где его первичная цель.

Эта стена была капитальной, а дверь – прочной, старинной, и замок тоже антикварный, не по зубам слабенькому оперативному пистолету. Но рядом оказалась кухня, и там нашлась стиральная машина.

Двое схватили железный ящик, оторвали, подняли его легко, будто пушинку, – и с размаху метнули в дверь.

Бабахнуло что надо.

– Здрасте, я Якоб Шпренгер! – крикнул Барро, появляясь в проломе. – А это мой друг и коллега Инститорис, он же Генрих Крамер!

– А это, – Кнехт пнул останки стиральной машины, – наш молот ведьм!!!

Роза понуро сидела в глубоком кресле, сложив руки на коленях.

– Клоуны, – сказала она тихонько. – Всегда вы были клоуны.

И опустила глаза.

Барро, дыша, как запаленный конь, подошел к креслу, оперся о спинку и сплюнул на пол. Стало заметно, что он не только растрепанный, оборванный и потный, но еще и очень-очень злой.

– Спеклась толстушка, командир, – пропыхтел он в сторону Кнехта. – Минута сорок две – и спеклась.

– Доклад, – выдохнул Кнехт. – Полный доклад мне.

– Первичная взята, контакт со вторичной утрачен. Потерь гражданского – ноль, легкораненых – три, плюс мелкие травмы. Потерь полиции – ноль, легкораненых – шесть, средне – пять, один из средних тонет в фонтане, но я уже послал его вытащить. Полицейский спецназ оцепит район через пятнадцать минут, у нас на нейтрализацию и уход – десять максимум. Оператор Барро доклад закончил.

– Оператор Барро! – фыркнула Роза.

– Заткнитесь, пожалуйста, бывший оператор Де Леон.

– Кончай ломать комедию, ты такой же бывший, как и я, – заявила Роза сварливо.

Голубой туман постепенно рассасывался, дом начал оживать. В нем, оказывается, повсюду выли, стонали, кричали от боли, плакали и ругались, особенно громко – на лестнице.

Кнехт взвесил на ладони коммуникатор и сунул его Розе под нос.

– Роза Де Леон, слушайте приговор.

– Да, конечно. Буду слушать и смотреть на тебя. И радоваться тому, как скоро ты умрешь.

– Слушай, пожалуйста, – сказал Кнехт. – Так положено. Это недолго, короткая версия.

Из коммуникатора раздался голос судьи, зачитывающего смертный приговор. Роза смотрела на Кнехта и нехорошо улыбалась. Барро стоял у окна и глядел на улицу. Кнехт подошел к напарнику.

– Где вторичная? – спросил он шепотом.

– Ландау увез!

– Ландау?!

– Старик. Вот почему его не было в конторе. Здесь он околачивался.

– Ну и ну!

– Сделал я ему пару дырок в задней двери, стекло разбил, а толку… Роза так прикрыла старика и девочку, что можно было только стрелять, ничего больше. Я их не видел и почти не чуял. Старею, видно. Прости, командир…

– Может, это все и к лучшему, – задумчиво протянул Кнехт.

Приговор и правда оказался коротким. Едва отзвучали последние слова, Кнехт сзади шагнул к Розе. Та встрепенулась, будто проснувшись, села прямее.

– Погоди, – сказала она, не оборачиваясь.

– Извини, нет времени. – Кнехт поднял оружие.

– Я должна тебе сказать, Эгон. Ты должен знать…

– …Что ты соврала мне про девочку?

Роза сжала виски руками, контуры ее тела вдруг расплылись перед глазами Кнехта, и он привычно зажмурился, чтобы стрелять вслепую, по одному чутью. Барро от окна прыгнул к креслу, но наваждение прошло так же быстро, как возникло.

– Уже не важно, – очень спокойно произнесла Роза. – Игра окончена, мой друг, игра окончена…

– Прощай, – шепнул Кнехт и очень по-будничному выстрелил ей в затылок.

– Пять минут, – сказал Барро, отворачиваясь к окну.

– Что это было? С ней?

– Ерунда какая-то. Если честно, не знаю. Не мой профиль. Может, она молилась так нашему мутантному богу, которого нет. Просила об отпущении грехов.

Кнехт нагнулся и сунул коммуникатор Розе под мышку, чтобы считать с чипа свидетельство о смерти.