Вернувшись с пластиковым стаканчиком, она заговорила:

— Ты не представляешь себе, как я рада, что ты позвонил. Я уже давно считаю, что задолжала тебе извинение.

— Извинение? — я опустился на край глубокого кресла с искусственной обивкой «Ногахайд» [355] зеленого цвета.

— Да. За то, как я вела себя после того, как пропала Черил. Знаю, знаю, это было уже много лет назад. Не хочется бередить старые раны, но…

— Все в порядке. Я совсем недавно много думал о тех днях. На самом деле…

— Вскоре после этого я бросила пить, — перебила она меня приятным голосом. — Довольно-таки скоро, — она улыбнулась и сделала глоток своей «Фреска». [356] — И очень вовремя.

— Это хорошо, — я толком не знал, что сказать. — Насколько я понимаю сейчас, это всегда казалось мне чем-то вроде проблемы.

— Это было больше, чем проблема, — она сердечно рассмеялась и потянулась к своей пачке «Вирджиния Слимс». — Как бы то ни было, я прошу прощения.

— Да все нормально. Думаю, тогда было тяжелое время. Для всех… — я оборвал себя, так и не договорив «…кто любил Черил», поняв с неприятной мне ясностью, что скорее всего, это могло относиться только к ней и ко мне.

— Да, так и было.

Я почти осушил свой стаканчик «Таб» — нервничал. В банке было еще, я налил себе и слегка смущаясь, пересказал то, что недавно услышал от Гейл Спайви, добавив, что узнал об этом совсем недавно. Пока я говорил, миссис Рэмптон поднялась, подошла к сдвижной стеклянной двери и поглядела на убогий задний дворик. На ней были облегающие слаксы и блузка, подчеркивающие фигуру. И когда она обернулась и поглядела на меня, яркий свет из-за спины скрыл черты лица, и она более, чем обычно, напомнила мне Черил — стоящую у окна моей комнаты в похожий день. На миг я выпал из реальности, представив себя и Черил, стареющими вместе, с обвисшей кожей и брюшками в наши шестьдесят, но любящими друг друга по-прежнему. Когда я закончил говорить, миссис Рэмптон ответила не сразу.

— Наверное, сердцем я всегда знала, что она мертва, — наконец заговорила она. — Я пыталась убедить себя, что она просто сбежала из дому. Господь свидетель, у нее были для этого причины. Я была совершенно отвратной матерью.

Я мысленно увидел сцену двадцатилетней давности, лета шестьдесят четвертого, когда я зациклился на одном-единственном объяснении тому, куда Черил могла уехать — потому что оно казалось самым правдоподобным.

На закате я въезжаю на стоянку для трейлеров в пустынном районе Аризоны и выясняю, где живет отец Черил. Припарковываю машину и подхожу к неприметному алюминиевому трейлеру, сердце гулко колотится. Едва не вздрагиваю, увидев пару брючек-капри цвета морской волны, висящих на подвязанной сзади веревке. Подхожу к двери-ширме, в крови бушует адреналин, наконец-то я нашел ее. Она приехала сюда, к отцу, как и говорила тогда: «если дела будут совсем плохи». Стучу в дверь.

Открывает пожилая женщина с увядшим лицом:

— Да?

— Здесь живут Хортоны?

Она в нерешительности:

— Вообще-то наша фамилия сейчас Брайер. Вы спрашиваете моего покойного мужа. Он умер некоторое время назад.

Ошарашенный, я объясняю, что вообще-то я ищу дочь покойного мистера Хортона, Черил.

— Знаете, по-моему, последний раз я ее видела на похоронах ее отца. Лет шесть назад.

Возвращаясь к своей машине, я еще раз бросаю взгляд на брючки-капри. Они на полную девушку.

И мчусь через Долину Монументов со слезами на глазах, думая: «Да, она ушла к отцу, все так, на его здоровенное гребаное ранчо в небесах».

Голос миссис Рэмптон вернул меня в настоящее.

— Да, было тяжко, когда они нашли останки, — сказала она. — Я больше не могла притворяться. Это было что-то вроде затянувшейся скорби.

Я заставил себя выждать секунду, и лишь потом спросить:

— А удалось определить, как она умерла?

— Да, — она ушла на кухню. Через стойку мне было видно, как она открывает холодильник. — Ее изнасиловали. Каким-то инструментом. Хочешь еще «Таб»? Нет? Как насчет головки сыру и «чили кон карне»? [357]

Я был так напряжен, что едва не рассмеялся.

— Нет, спасибо, — ответил я.

— Ты уверен?

Я поднялся и прошел на кухню:

— Как удалось выяснить, что ее изнасиловали?

— Неподалеку нашли электрический фонарь. Тазовые кости были каким-то определенным образом сломаны. Думаю, они знают свое дело и умеют определять такие вещи.

— Простите, что расспрашиваю вас об этом.

— Еще у меня есть «Фреска»…

— Спасибо, не надо.

— Ты ведь любил ее, да? — наконец, она посмотрела на меня.

— Да. Любил.

Она закрыла холодильник:

— Это не было так уж умно. Не такой уж хорошей она была, — и женщина расплакалась. Был момент, когда я мог бы обнять ее за плечи, но не сделал этого.

— А откуда такая уверенность, что это была именно Черил?

— Там нашли ее цепочку, — ответила она, и я решил, что она говорит о ножном браслетике. — Ту маленькую серебряную цепочку, которую она всегда носила.

Она оторвала бумажное полотенце от рулона и вытерла щеки.

Ну что ж, решил я, джентльмену пора отсюда. Но ее слезы разозлили меня. Я увидел в них какую-то увертку.