Шрифт:
– Это всего лишь тряпки, – вежливо произнесла Кейт.
– Да, но какие дорогие, мадам!
– Ты заслужила их. Ведь ты так старалась, чтобы сделать мне приятное.
Затем Кейт подошла к бару, достала бутылку водки и два бокала.
– И, пожалуйста, не называй меня больше мадам. Мне кажется, мы можем уже обращаться друг к другу по имени.
Девушка благодарно улыбнулась в ответ.
– Петрушка. Меня зовут Петрушка.
– А меня Кейт. – Она протянула Петрушке бокал водки. – На здоровье, – сказала Кейт по-русски.
– На здоровье.
Теперь они сидели у окна, и девушка держала одной рукой бокал, а другой нежно гладила кучку подаренных тряпок, лежавших у нее на коленях. Затем она смущенно посмотрела на Кейт:
– У вас столько прекрасных вещей. Вы, должно быть, очень богаты.
– Нет. Я не богата. Просто красиво одеваться составляет часть моей работы.
– А кем вы работаете?
– В Америке я работаю в отеле. И где он находится?
– В Вейле, штат Колорадо.
Петрушкино лицо даже засветилось:
– Я кое-что слышала о Вейле.
– Неужели?
– Это место для горнолыжников, да?
Кейт кивнула в ответ.
– Должно быть, там прекрасно. Все голливудские звезды собираются в Вейле.
– Нет. Голливудские звезды предпочитают ехать в Аспен, – заметила Кейт с улыбкой. – Вейл скорее для семейного отдыха. Он не такой помпезный.
– Значит, для очень богатых семей, – не унималась Петрушка. – А ваш отель, должно быть, шикарный, да?
– Это хороший отель.
– Вы менеджер?
– Нет, директор. Один из двух.
Пожалуй, ее слишком давно нет на месте. Скоро День Благодарения [8] , и сезон уже начался из-за раннего снегопада. Кейт подумала и о том, что Дженнифер Прескотт, ее заместитель, начала, пожалуй, интриговать в ее отсутствие. Интересно, когда она вернется в отель, ей сразу сообщат об увольнении или все-таки оставят хоть какие-нибудь шансы?
– Вы замужем? – вновь спросила Петрушка.
– Нет. Сейчас уже нет.
– А дети есть?
8
День Благодарения – в США официальный праздник в память первых колонистов Массачусетса (последний четверг ноября). – Прим. ред.
– Дочь. Она репортер. Ведет журналистские расследования. Работает во Флориде. Сейчас, должно быть, где-то на Гаити берет у кого-то интервью.
– Господи! Какие же вы счастливые! – Водка развязала язык Петрушке. – Какая прекрасная у вас жизнь.
– Да, пожалуй, что так.
Но в душе Кейт не чувствовала себя счастливой. Интересно, а Анна, ее дочь, могла бы назвать свою жизнь прекрасной? Об этом они уже давно не разговаривали: о счастье, о смысле жизни.
Глаза Петрушки блестели:
– У вас должно быть много любовников.
– Не очень, – ответила Кейт сухо.
– Но, наверное, у вас есть кто-то особенный.
– Да. Есть.
Петрушка даже вспыхнула при этих словах:
– Он красив?
– Некоторым он нравится.
– А фотография есть?
– Да. Где-то была.
– Пожалуйста, покажите, – попросила девушка.
Кейт встала и направилась к чемодану, где после некоторых поисков нашла фотографию Кемпбелла Бринкмана в кожаной рамочке. Она передала снимок Петрушке. Та схватила снимок обеими руками и принялась жадно разглядывать.
– Он красив. Он очень красив. Он любит вас?
– Говорит, что да.
– Ну а вы, конечно, его обожаете?
– Не знаю.
Переводчица была обескуражена подобным ответом:
– Он что, плохой любовник?
Кейт рассмеялась от души:
– Нет. Он хороший любовник.
– Тогда почему вы его не любите?
Любопытство девочки не возмущало Кейт, хотя в каком-то смысле эти вопросы были шокирующими. Почему-то оказалось легко вот так запросто рассказывать постороннему человеку о вещах, о которых и самой-то подумать страшно. Кейт откинулась в кресле, и копна черных как смоль волос упала на спинку. Она закрыла глаза:
– Знаешь, я не сказала, что не люблю его. Я сказала, что просто не знаю.
– Если не знаете, значит, не любите, – категорично заметила Петрушка.
– Не все так просто.
– Любовь не знает сомнений, если она настоящая.
Кейт медленно открыла глаза:
– А с тобой подобное случалось, Петрушка?
Девочка отрицательно закачала головой:
– Нет. Но когда-нибудь произойдет.
Кейт посмотрела на девочку черными выразительными глазами и сказала:
– Надеюсь.
Через несколько лет ей будет пятьдесят. Иногда в ночной тиши во время бессонницы Кейт вспоминала о прожитых годах и видела их, как что-то бессмысленное, пустое, тщеславное, как этот позолоченный город. Как блуждание ребенка в игрушечном магазине, хватающего без разбору то одну, то другую игрушку, которые напоминают реальность, а на самом деле так далеки от нее. Богатство плоти и нищета духа – вот ее жизнь.