– Согласна, – с той же интонацией отозвалась Сандз, – как вам угодно.

Дэвид улыбнулся в ответ. У него появилось предчувствие скорой и легкой победы. А скорые победы доставляли немалое удовольствие.

– Не уходите отсюда.

ИТАЛИЯ

Повитуха вышла из комнаты, вытирая руки.

– В доме есть выпивка? – обратилась она к Тео. Он так и застыл в одной позе, склонившись над столом.

– Поищи в шкафу, – прошептал Тео.

Повитуха принялась шарить по полкам, нашла полбутылки бренди. Затем налила стакан и ушла на кухню.

Наконец Тео нашел в себе силы сделать первое движение. С трудом развернувшись и опираясь на палку, он захромал к комнате роженицы. Войдя в комнату, Тео сразу же ощутил запах бойни.

Повитуха положила мать и дочь рядом, укрыв одной окровавленной простыней. Дрожащей рукой Тео откинул ее и застыл над телом сестры и младенца.

Лицо Кандиды было мраморно-белым, глаза полуоткрыты и смотрели куда-то в потолок. Капли молока выступили на сосках.

Девочка лежала, уткнувшись в тело матери. Мраморно-белое личико со щечками херувима, нежным пушком черных волос, на голове – следы от щипцов. Глаза закрыты, а маленький ротик полуоткрыт. Похоже скорее на сон, чем на смерть.

Но все кругом напоминало скорее преступление, а не роды.

Тео отбросил трость и взял младенца на руки. Тельце оказалось мягким и еще теплым. Одна ручка безжизненно свесилась, а головка упала прямо Тео на грудь.

«Нет, – неожиданно родилась в его сознании мысль. – Я не позволю свершиться этому».

Захромав из последних сил (больная нога, как ветка дерева, готова была переломиться в любую минуту), Тео понес ребенка так быстро, как только мог, через весь дом. Лицо повитухи побелело, когда она увидела калеку.

– Совсем спятил? – выпалила женщина.

– Я не позволю, не позволю, – произнес Тео вслух.

– Тео, ты сошел с ума. Это уж слишком для тебя. Не обращая внимания на женщину, калека проковылял с младенцем мимо и вышел во двор.

– Тео! – продолжала кричать повитуха ему в спину.

Во дворе оказалась бадья с водой, которая уже успела покрыться легкой корочкой льда. Тео склонился, чувствуя, как нестерпимая боль пронзает ногу. Затем, освободив одной рукой воду ото льда, он опустил маленькое тельце в холодную колючую воду.

И сразу же почувствовал, как дрогнул в конвульсиях этот безжизненный комочек.

Сначала он подумал, что ошибся, но движение тут же повторилось. Тогда Тео вытащил ребенка из воды, и она ручейками побежала по черному пушку волос. Девочка поперхнулась, и все личико стало красным, а затем она закричала, и это было как призыв к жизни.

Повитуха оказалась на пороге, она словно окаменела от неожиданности.

– О Господи! Что ты сделал?

Удивившись сам свершившемуся чуду, Тео вновь ступил на больную ногу и, прижимая к груди кричащее дитя, захромал назад, к дому. Краска постепенно покрывала белое тельце. Девочка начала брыкаться и сжимать кулачки. Она кричала и, казалось, вкладывала в этот крик всю неистребимую жажду жизни.

– Ей холодно, – произнес Тео и удивился своему голосу. Он протянул младенца повитухе, но та закачала головой, будто боясь чего-то.

– Ты дал ей жизнь. Вот ты и неси ее теперь, – сказала женщина и побежала за пеленками.

– Катарина Элеонора, отказываешься ли ты от козней дьявольских? – громко спросил священник.

– Да, – ответил за девочку хромой Тео.

Роза Киприани, не отрываясь, молчаливо, смотрела на маленькое создание, что лежало у ее сына на руках, пока священник касался лба младенца. Девочка даже не проснулась во время крещения.

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа нарекаю тебя. Аминь.

С этими словами Роза медленно перекрестилась. Повитуха еле сдерживала слезы. Тео как завороженный смотрел на девочку. Он так и не выпустил этот теплый комочек из рук. И казалось, что теперь никто на свете не осмелился бы забрать у него ребенка.

Священник ушел, а повитуха осталась, чтобы присмотреть за девочкой. Она проснулась и заплакала, суча ножками в пеленках. Тео неловко принялся убаюкивать дитя.

– Голодная, – сказал он, вспомнив о капельках молока, выступивших на сосках мертвой сестры, и посмотрел на мать. Она, кажется, не произнесла еще ни слова, и лицо ее по-прежнему напоминало маску. Эта женщина приняла воскрешение младенца без радости и даже без удивления.

Тео протянул ребенка матери.

– Это все, что нам осталось, – сказал он.

Роза взяла наконец девочку. Без всяких чувств она укутала шалью ребенка.

– Без твоей помощи, Тео, ей бы было сейчас намного лучше, – наконец проговорила она.

Сын не знал, что ответить.

– Я сделал то, что должен был сделать, – произнес он.

– Что верно, то верно. – И Роза дала малютке пососать свой мизинец. Ребенок тут же перестал плакать. Тогда мать еще раз взглянула на сына: – Ладно, Тео. Надеюсь, в один прекрасный день она поблагодарит тебя, а пока ей надо немного подрасти.