Шрифт:
А по сторонам пойдет желающая почтить меня наша деревенская публика…
Что? Говоришь, не скоро у нас в селе крематорий сделают? Знаю. Председателю Харчистову пока не до этого. Так ведь и я не спешу на тот свет.
Не хочу через кладбище, хочу дымом к небесам. Ясно? А ну, давай еще по лампадке…
47. ДЕРЕВЕНСКИЕ ПРОИСШЕСТВИЯ
НЕ БЫЛО в те первые годы моей жизни в наших дореволюционных деревнях газет. Редко кто из богачей выписывал. А мы, простолюдье деревенское, видели и слышали только те новости, что происходили около нас. Пробавлялись сведениями о жизненных мелочах, не ведая о происходящем в стране, в мире или даже в пределах своей губернии.
– Слышали, какая новость? – сообщал кто-либо из соседей. – Ванькина теща Палашка упала с повети в коровьи ясли. Тут и душу богу отдала… – И эта весть облетела двадцать – тридцать деревень. Стояла молва о несчастной Палашке, пока не появлялась на смену другая новинка:
– Чуяли, Фомаида самоходкой, тайно от родителей, замуж сбежала и отцовский кошелек прихватила, и корову в приданое угнала. А всего ей семнадцать лет. Во пошли девки какие!..
Недолго мусолят слухи о поступке Фомаиды, как спять очередная новость:
– У Богородицы на Корне появились воры – братаны Кулаковы. Запирайте амбары крепче. Берегите сундуки, заряжайте ружья. У кого ничего нет, тому и воры не страшны.
– Волков стало много. Пошаливают. Овечек жрут и до коровушек доберутся. Они, проклятые, всегда перед войной. А в Шишееве-то какое чудо: медведь верхом на быке в деревню въехал. Во как вцепился. Ну и бык здоров!..
– Ни стыда, ни страха божья! Поп Корневскии, отец Аполинарий – выпивоха. После молебна сделал перехват. Всех мужиков перепил. А как напьется – так и плясать. Второй раз крест и Евангелие теряет. Узнает архиерей – дадут нового попа, а этого к зырянам вышлют. Пусть там попляшет…
– Какое счастье, у Феклы Смекалихи корова отелилась двойней, и обе телушки. Какому она угоднику молилась, узнать бы?
Начали просачиваться, доходить до мужицких ушей разговорчики о студентах-политиканах, о тех, кто против бога, царя и богачей.
– Учитель Левичев так Попа Василия крыл, до слез довел. Ажно поп заикаться после этого спора стал, а доказать не мог, есть ли бог. Забил его Левичев. А Сергей Михайлов из Кокоурова без опаски говорит: «Скоро будем грабить награбленное и делить всем поровну». Конторщик из Вологды приехал, Голованов по фамилии. Ну и башка! «Недолго, – говорит, – ждать осталось. Увидите, что будет…»
Иногда и на мою долю выпадало удивить чем-нибудь односельчан. Для этого я ходил в воскресные дни в сельскую читальню «Общества трезвости». Там газеты и журналы. Заглядывали туда люди грамотные, умные, не чета нашей деревенщине. Начитавшись всяких разностей, я приходил в Попиху и поражал мужиков своими не весьма богатыми познаниями:
– А я сегодня вычитал. Умер японский император Муцухито, который побил нашего царя. У японцев новый теперь император. Имя тяжелое, однако помню – Иошихито-Харукомийа… И еще узнал: на всем земном шаре только два царя, Николай в России да Фердинанд в Болгарии. Остальные все короли да президенты… За Устюгом выкопали кости страшных зверей, а тем зверям по сто пятьдесят миллионов лет. Закаменевшие кости, шестьсот пудов, ученые увезли в Варшаву и Москву. Как тут понять, будто бог сотворил небо и землю семь тысяч лет назад с чем-то? Вот закавыка!..
Так понемногу от житейских мелочей продвигались вперед наши познания и способы их приобретения неторопливым путем знакомства со слухами и с печатным словом, иногда доходившим до глухомани деревенской.
48. ШТРАФ – ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ
В КОМИТЕТЕ бедноты я был первым помощником председателя Алексея Турки, гордился тем, что читаю и перечитываю ему, неграмотному, газетные статьи и декреты. И был преисполнен особой важности, когда единственный во всей деревне мог гладко писать протоколы и прошения.
Настоящим представителем действующей на местах власти я ответственно почувствовал себя, как только стал не то секретарем, не то делопроизводителем возникшего у нас сельского Совета. (До этого времени существовали старосты сельского общества).
Председателем сельсовета был выбран не ахти какой грамотей, меня прикрепили к нему в качестве надежного придатка.
Каучуковую новенькую печать с гербом – серп и молот в колосьях, угловой штамп и коробочку синей краски председатель доверил мне. Сам он боялся, как бы не потерять эти главнейшие атрибуты власти. Иногда в отсутствие председателя я, при наличии штампа и печати, без риска и страха строчил и подписывал бумаги, отлично помню, такого содержания:
«Всем десятским деревень нашего сельского совета 10-го декабря сего 1918 года выслать всех поголовно с лошадьми и дровнями в село Бережное за овсом, конфискованным у Быченкова, отвезти каждому лошаднику не менее по двадцати пудов на ст. Морженга и свалить в вагоны, идущие к Северному фронту».
«Сельский Совет ходатайствует выделить гражданке Ларисе Толчельниковой семь пудов овса не для еды, а для весеннего посева, поскольку она, безлошадная вдова, ни семян, ни средств на то не имеет. Взятый овес возвратит с урожая».