Рядом валялся мой кулон с камнем в форме персиковой косточки. Огонька внутри уже не наблюдалось. Амулет погас.

Все тело у меня болело, как будто всю ночь перед этим я разгружал вагоны с какими-нибудь тяжелыми и неудобными для переноски предметами. Во рту пересохло и жутко хотелось пить, а мой мочевой пузырь был готов лопнуть. Я встал, с твердым намерением идти в санузел. Сразу же после принятия вертикального положения, в глазах потемнело, сердце сделало три удара подряд, потом подумало какое-то время, громко стукнуло и снова пошло в обычном ритме. Вот еще новость! Я снова сел на свою кушетку и перевел дух.

Интересно, а где Ленка?

В дверь позвонили — пришла девушка убирать офис. Как только я открыл, какой-то мужик, непонятно каким образом оказавшийся за дверью, оттолкнул уборщицу и ворвался внутрь. Это был толстый человек лет тридцати пяти, заметно начавший лысеть, с маленькими поросячьими глазками, небольшой черной бородкой и усиками, словно у пародийного Дэвида Блейна. Ни слова не говоря, и двигаясь как зомби из какого-нибудь фильма про живых мертвецов, этот тип просто отпихнул меня в сторону. Толчок оказался настолько сильный, что я больно ударился о косяк двери. В глазах потемнело, а в ушах послышался отдаленный колокольный звон. Не замечая протестов и возмущенных криков с моей стороны, этот тип пошел в комнату, будто знал, что ему надо искать и где. Видя, что дело плохо, я схватил табуретку и со всей силы ударил наглеца сзади по голове. Табурет треснул и развалился пополам, что тоже напомнило какой-то киношный эпизод. А мужик даже не отреагировал на такое воздействие. Он вырвал ящик тумбочки перед кушеткой и выхватил из-за него плоскую стальную коробочку, после чего так же быстро и напролом убежал.

«Я идиот! Сразу надо было забрать, ведь сообразил же, что к чему…»

Когда мысли более-менее пришли в норму, делать что-либо было уже поздно. Громила давно исчез, уборщица тоже куда-то подевалась. Наверное — испугалась и сбежала.

Кое-как приведя себя в порядок, я сразу же отправился в санузел, а потом на кухню, с целью что-нибудь съесть. Несмотря на инцидент, жрать хотелось немилосердно. На столике лежал мой сотовый — разряженный, по всей видимости, напрочь.

«Похоже, дохнет аккумулятор — подумал я в тот момент, — только позавчера заряжал».

Пока кофеварка совершала свои алхимические действия, я поставил телефон на зарядку и включил компьютер. Пришло несколько писем. Вот тут-то я и обратил внимание на дату. Телефон показывал такую же.

Если верить моим телефону и компьютеру, и если они ничего не перепутали, то проспал я около полутора суток.

Сначала я просто не поверил, и вызвал «Евроньюс». Так, приехали. Я действительно проспал около тридцати шести часов. А что было перед сном? Как я сюда пришел? После нашего с Ленкой ухода от дяди Ираклия, ничего не вспоминалось, все как отрезало. Сердце снова дало перебой. Вот это уже совсем скверно. Хреново как-то.

Наскоро перекусив имеющимися в холодильнике припасами (йогурт, гора бутербродов с ветчиной, и стакан ананасового сока) я, забыв о кофе, позвонил Маркычу. Вот кто мне сейчас нужен был до зарезу.

— Здравствуй Витя, — грустно откликнулся старый врач. — Я слушаю тебя.

— Здравствуйте Соломон Маркович! Нужен ваш совет!

— Лет тридцать назад я завязал с этим, давать советы. Обычно они не приносят пользы никому. Исключение — чисто профессиональные проблемы, но это уже совсем другая история.

— У меня беда!

— Какая именно, Витя? У тебя много бед.

— Даже так? У меня что-то барахлит сердце, а раньше ничего подобного не было.

— Раньше тебе сорока лет не было, — печально ответил Маркыч.

И тут я испытал резчайший укол совести — я же не пригласил Соломона Марковича, старейшего друга нашего семейства, на свой день рождения! Свинья я все-таки. Вернее — обезьяна. Недаром обезьяна — это мой зверь по китайскому гороскопу. Сердце сбилось в третий раз за сегодня. Как это называется? Экстрасистола что ли?

— Извините меня бога ради, Соломон Маркович, но я вообще не хотел отмечать свой юбилей.

— Не бери в голову. Так что с тобой?

Я вкратце пересказал свои ощущения и наблюдения над собственным организмом.

— Не знаю… по телефону сказать что-либо сложно. Приезжай ко мне в клинику… так… завтра я занят, послезавтра — тоже… а как насчет сегодня? Прямо сейчас? За час доберешься? А то в три я ухожу.

— А куда ехать? — всполошился я. — Я же никогда не был у вас на работе.

— Тогда записывай…

Кабинет Маркыча я отыскал сразу. По номеру. Кроме самого номера на двери ничего не значилось, ни имени, ни должности. Я постучал.

— Да, заходите, — послышалось из-за двери знакомый голос.

Я вошел. В белом халате и с каким-то непонятным блестящим приборчиком в кармане на груди Соломон Маркович выглядел совсем иначе, чем в домашней одежде. Даже очки на нем сидели сейчас другие — почти без оправы, с золотыми дужками. Теперь каждому становилось ясно, что перед ним важное медицинское светило, а не просто пожилой человек. Он сидел за большим столом, перед включенным компьютером, а во всем остальном комната ничем не отличалась от стандартного кабинета врача. Спереди стола, боком, был придвинут обычный стул, а в стороне находился жесткий больничный топчан и какой-то громоздкий белый прибор, похожий на тренажер для страдающих ожирением.