Прелести такого существования мне очень хорошо известны. Однажды, возвращаясь субботним вечером с какого-то совещания в Центре, я увидел на улицах Москвы множество гуляющих людей. Дело было весной, стояла теплая погода, солнце еще не зашло, люди были нарядные, многие несли цветы. Я вдруг с тоской вспомнил, что уже лет двадцать ни разу не ходил по улицам без цели, куда глаза глядят, не отлучался из дому, не поставив в известность дежурного о том, куда я иду и надолго ли. Подобный режим существования с невидимой цепью на шее при бесконечном рабочем дне, с перерывом лишь на ночь в течение многих лет подряд может выдержать только очень здоровый физически человек с хорошо отлаженной нервной системой.

К чему об этом пишу? К тому, чтобы читатели лучше представляли себе реальную жизнь персонажей, населяющих эту главу, и чтобы возможные кандидаты на должность начальника разведки в XXI веке знали, что их ожидает.

Сентябрь 1948 года. В Московском институте востоковедения, на нашем арабском отделении появляется новый студент, тбилисец Женя Примаков. Весь первый год учебы он ходил в «сталинском» френче защитного цвета, что должно было знаменовать, с одной стороны, верность знамени Ленина—Сталина, а с другой — свидетельствовало об отсутствии у него иного гардероба.

В ту далекую пору почти все мужское население института ходило в кителях, гимнастерках, френчах, армейских шинелях, то есть в том, в чем они демобилизовались из армии, и даже те юноши, которые не служили в армии, очень часто носили военную одежду, доставшуюся им от старших членов семьи или просто приобретенную где-нибудь на рынке по дешевке. Попадались люди и в спортивной одежде, каких-то незамысловатых курточках и штанах из «чертовой кожи» (существовала и такая материя), но отнюдь не в приличных костюмах. Так что Женя Примаков своим видом из общей массы не выделялся. Между средней школой и Институтом востоковедения у него была еще служба на флоте в качестве курсанта Бакинской школы юнг, откуда он был отчислен по состоянию здоровья.

В институте Примаков сразу стал известным человеком благодаря своей поразительной способности к общению с людьми. Через несколько недель пребывания в институте его уже знали все, и он знал всех. Быть все время на людях, общаться со всеми, получать удовольствие от общения и не уставать от этого — здесь кроется какая-то загадка. Скорее всего, это врожденное качество, помноженное на кавказское гостеприимство и южный образ жизни.

Естественно, что человек с таким темпераментом не мог оставаться вне общественной жизни: тут была и работа в комсомоле, и активное участие в художественной самодеятельности, и (прошу заметить!) большой интерес с первого же курса к студенческим научным кружкам.

На наших театральных подмостках быстро приобрела популярность вокально-музыкальная группа в составе Жени Примакова, Эдика Маркарова и Сурена Широяна.

пел задушевным басом на музыку модной тогда песни Женя. Караван оказался недолговечным. Очень рано из жизни ушли талантливые, литературно и музыкально одаренные Маркаров и Широян.

Поначалу среди друзей Примакова было больше всего кавказцев. Среди них — бесстрашный, вспыльчивый и неуправляемый Герой Советского Союза Зия Буниятов, воевавший в штрафных батальонах, что наложило отпечаток на всю его последующую жизнь. Наверное, Жене Примакову было лестно дружить со старшим по возрасту героем, перед которым гостеприимно к тому же открывались двери театров, ресторанов и железнодорожных касс. Мое же общение с Зией Буниятовым носило совсем иной характер. Как секретарю партбюро арабского отделения, а потом и всего института, мне все время приходилось разбирать персональные дела героического сына азербайджанского народа, главным образом по части рукоприкладства. Однако учеба Буниятова в нашем институте пошла ему на пользу — он стал азербайджанским академиком и вообще знаменитым в республике человеком.

Всех институтских друзей Примакова перечислить, естественно, невозможно. Тут были и будущие послы СССР в арабских странах Юрий Грядунов и Владимир Поляков, учившиеся с ним в одной учебной группе, тут был и будущий знаменитый писатель Юлиан Семенов, создавший легендарного Штирлица, сначала героя разведки, а затем постоянного персонажа анекдотов. Кстати сказать, по числу; анекдотов Штирлиц и его антипод начальник гестапо Мюллер в конечном счете превзошли героя гражданской войны Чапаева и его ординарца Петьку. Короче говоря, вокруг Примакова всегда шумела веселая и озорная компания умных и находчивых ребят, а он неизменно был в ее центре. Хорошая была послевоенная молодежь: жадная до жизни, деятельная и глубоко патриотичная.

Подвижная натура Примакова, разнообразие его интересов неизбежно привели к некоторым противоречиям с арабским языком. Этот язык, если, конечно, не обладать выдающимися лингвистическими способностями, нужно было упорно долбить, сидя на одном месте, а потом, немного передохнув, снова заниматься беспощадной зубрежкой. Это было не для Примакова.

Или кто-то ему подсказал, или сам он, будучи человеком практического склада ума, дошел до понимания того факта, что арабский язык может сожрать все учебное время и дать к тому же весьма скромный результат, но, так или иначе, он высвободил время для английского языка и для общественно-политических дисциплин, в изучении которых достиг высоких результатов.

Во всяком случае, когда мы надрывались над зубрежкой арабского, Примаков читал умные книги, расширял свои знания по Востоку, по международным отношениям и готовил себя к карьере политолога.

Мне кажется, что уже на старших курсах Женя точно знал, что пойдет в аспирантуру и, став затем кандидатом наук, начнет активную, творческую общественно-политическую жизнь.

Женитьба на землячке из Тбилиси Лауре, женщине энергичной и остроумной, с саркастическим уклоном, рождение сына Саши, а затем и дочери Наны не изменили образа жизни Примакова. Он так же, как и в студенческие годы, продолжал щедро расходовать свое время на общение с друзьями, и у меня даже впоследствии сложилось твердое убеждение, что он поставил нигде не зарегистрированный мировой рекорд по количеству друзей и знакомых. О ком с ним, бывало, не заговоришь, он тут же скажет: «Я его очень хорошо знаю», или: «Он мой хороший товарищ», или: «Он мой очень давний и близкий друг».