Сперва я Люта в бои кулачные отправил — денег немножко достать. Потом нашли балаганщиков заезжих — купили у них бороду потешную, накладную. Знатную такую, надо сказать, пушистую, густую. Только рыжую — Храпу бы больше подошла, но и на мне ничего так смотрелась. Чесалась только, зараза, страшно, зато от груди до глаз ничего не видать. Я еще и шапку напялил — вообще одни глаза на лице остались. Лют смеялся долго, потом успокоился, на площадь позвал.

— На дочерей бы царских глянуть — дело… — говорит.

— Елены тебе не хватило, окаянный? — смеюсь я. — Было бы на что смотреть… Я когда при царе ходил, часто их видел… Настасья — близняшка Еленина, а характером поспокойней будет. Самая веселая — Марфуша, ее все любят, Марья — тихая точно мышь, скрытная такая, а старшенькая Дарья получше царя знает, что и как в государстве делать надо…

Но на площадь перед теремом царским пошли. Вообще-то терем не царский, а князька местного, Фомы, но на время приезда государя переделали в царский. Даже слово какое-то подобрали — резиденция, на заморский лад. Там шум, гам, веселье! Карусель вертится, лоточники снуют, скоморохи народ веселят, цыгане откуда-то появились — медведя привели, танцевать заставили. Девушки красуются, стайками собираются, глазками постреливают, вечером за воротами люд костры разведет, будут пляски, песни, поцелуи… Надо будет бороду эту дурацкую снять, там-то никто не узнает.

— И чего все к дочерям этим царским так рвутся? — говорю я тихо. — Глянь-ка, Лют, в сторону — чем не царевна?

Усмехается Лют.

— Терема стоаршинного что-то не видать, — продолжаю, — что другое царь придумал, чтоб самого удалого найти?

— Наверно, охотников тьма…

— А и может… Хотя после Тверда, я бы не пошел…

Приметил я тем временем по стрельбе из лука состязания, а рядом тоже парни тешатся, силой да ловкостью похваляются — дерутся, палками вместо мечей машут, на шест высоченный, скользкий забираются. Приметил — Люта за собой потянул. Пока он там палкой орудовал всем на зависть, я пострелял, на шест заполз, детство вспомнив. Вернулся с кольцом колбасы и связкой баранок — решил, что бабке отдам, она меня после дымохода прочищенного уже внучком считает. Лют показался — с валенками, недовольный очень.

— И зачем мне они? — крушится. — Еще бы тулупом в середине лета одарили!

— К зиме побережешь, — улыбаюсь я, Люта на волке в валенках представляя. — Бабке отдай, ей больше пригодится…

— И то верно… Глянь!

У терема помост соорудили, шесть стульев богатых на нем стоит, один побольше — трону временная замена, остальные для жены, дочерей и малого царевича Ивана. Стража стоит там же, со всех сторон, много лиц знакомых.

— Что я-то? Это ты хотел смотреть на них, я уже по самые уши…

— Да посмотри! Счету обучен? Сколько дочек?

— Три, и Ивашка еще.

— Вот! А Зореслава сказала — еще одна дочка приехала!

— М-да… — только и ответил я, царскую семью оглядывая. Царь наш грозный Гордей брови свел, жена его Ефросинья рядышком, Ивашка-царевич десяти лет отроду близ матери, Марфуша глазами лукавыми блещет, Дарьюшка гордо сидит, плечи расправив, Марья косу теребит, очи долу опустила.

— Может, не приехала еще эта Ясногора? — предполагает Лют.

— Зная нашего царя-батюшку, — вздыхаю я, — и славу о дочерях его, скорее всего это снова…

Встал тут Гордей, толпа замолчала, все остановилось — уважают нашего царя и любят.

— Вот сейчас он возьмет и скажет, — шепчу я, — мол, собирайтесь, ясны соколы, да на помощь красной девице, дочурке моей родненькой, кровиночке…

— Горе в царском тереме! — звучно молвит царь. — Украли дочурку мою ненаглядную, восемь лет невиденную!

Я прыснул. На меня покосились как на жестокосердного негодяя. Это что, только мне слова государя смешными показались?

— Пропала Ясногорушка прямо из терема, в эту ночь увели! Отвечай предо мной, честный люд, видали ли вы что странное этой ночью, слышали ли?

За время выдержанной паузы люд если что и видел-слышал, то не признался и отвечать не захотел.

— Добры молодцы! Кто найдет мою доченьку и домой вернет, награду получит!

— Хм, а царевну в невесты уже не обещает, — говорю я, — с тех пор, как Марфуша из дома убежала, а назад ее мельник местный привел…

— Награда — три сотни золотом! Надежда вы моя, удальцы русские!

— Как всегда, — фыркаю я.

— А кто Светояра, дружинника моего, богатыря, ко мне приведет, тому десять золотых пожалую!

Я икнул. От удивления. Лют посмеялся тихонечко.

— Вот и потребовался царю Светояр…

— Так может, пойдешь? — спрашивает Лют.

— Не пойду. А вот царевну доставать надо.

— Слушай, а почему ты вот как бродяга какой-то разгуливаешь, если царь за каждый подвиг всегда такие деньги обещает?

— Это он люду обещает, — отвечаю я наставительно. — А я и так ему служу.

— Сдалась тебе тогда эта Ясногора!

— Ну ты, Лют, даешь! Я же царю при всем прочем верен!.. — душевно так сказал, аж самого пробрало. И добавил: