Примерно через четверть часа меня посетили в моем номере в гостинице два офицера. Они попросили меня немедленно поехать к Гитлеру. Сразу после знакомства Гитлер начал подробно излагать свою политику. Это продолжалось около двадцати минут. Затем он поставил многочисленные вопросы об Англии, а потом начал объяснять, какое хорошее вооружение у германской армии. В связи с моей репликой он, как видно, настолько возбудился, что несколько минут бегал взад и вперед по комнате, затем без всякого перехода остановился в нескольких сантиметрах от меня и закричал, что если очередь дойдет до войны, то он выстроит «подводные лодки, подводные лодки и еще много подводных лодок». Выйдя из себя, он орал, как будто никого другого в комнате не было.

Его речь становилась все более нечленораздельной. Он все больше и больше увлекался, начал судорожно, угловато жестикулировать, как будто говорил перед большой аудиторией. «Я буду строить самолеты, самолеты и снова самолеты, и уничтожу моих противников!» — кричал он, как маньяк. Его поведение становилось все более беспокойным. Временами он делал перерывы, тогда его взгляд приковывался к воображаемой точке. Затем он снова начинал метаться по комнате, пока вдруг неожиданно не останавливался совсем близко передо мной, и снова начинал свою речь.

Когда я уже думал, что он, наконец, переходит к делу, он остановился в углу комнаты и, раскинув руки в обе стороны, снова начал кричать: «Если Англия хочет воевать год, я буду воевать год! Если Англия хочет воевать два года, я буду воевать два года!» Затем сделал небольшую паузу, дико повел вокруг налитыми кровью глазами, затем еще громче заорал: «И если Англия хочет воевать три года, я буду воевать три года!» Теперь уже Гитлер не только разбросал руки в обе стороны, но все тело его содрогалось. «И если нужно, я буду воевать десять лет!» — заорал он в заключение, теперь уже совершенно вне себя, так махнув кулаками по воздуху, что все тело рванулось вперед. После этого последнего порыва он неожиданно успокоился и вежливо попросил меня немедленно поехать в Лондон и осветить там его позицию».

На другой день Далерус действительно летит в Лондон. В портфеле он везет предложения Гитлера одно удивительнее другого. В частности, там можно прочитать следующие предложения: «Англия должна помочь Германии овладеть Данцигом и польским коридором», «Германия дает гарантию относительно того, что она силами немецкого вермахта будет защищать Британскую империю, где бы ни постигло ее нападение», «Германия желает заключить с Англией договор или союз».

Шведский промышленник еще несколько раз летает туда и обратно, между Берлином и Лондоном, — совершенно напрасно. Далерус еще не подозревает: он только слепое орудие Гитлера в попытке «отделить» Великобританию от ее польского союзника и таким образом изолировать Польшу.

В это время заместитель Главного обвинителя от Великобритании на Нюрнбергском процессе Международного Военного Трибунала сэр Дэвид Максуэлл-Файф вмешивается и берет Далеруса, выступающего в качестве свидетеля, в тиски перекрестного допроса и доказывает, что Геринг в роли ангела мира вел такую же лицемерную политическую игру, как и фюрер. Вот так проходил в Нюрнберге этот интересный диалог.

«МАКСУЭЛЛ-ФАЙФ: Я хотел бы, чтобы вы рассказали Трибуналу об одной-двух вещах, о которых Геринг вам не сказал в тот день. Он вам не сказал — не так ли? — что за два дня до этого, 22 августа, в Оберзальцберге Гитлер сказал ему и другим германским руководителям, что он, то есть Гитлер, весной решил, что неминуемо должен возникнуть конфликт с Польшей. Он этого вам не сказал, не так ли?

ДАЛЕРУС: Я никогда не имел никаких указаний по поводу этих заявлений и не сталкивался с разоблачениями этой политики, провозглашенной 11 апреля, 23 мая, 22 августа.

МАКСУЭЛЛ-ФАЙФ: И я думаю, что он вам также не сказал о том, что в тот день Гитлер заявил: «Наша задача заключается в том, чтобы изолировать Польшу; успех этой изоляции будет иметь решающее значение». Он никогда не говорил с вами об изоляции Польши?

ДАЛЕРУС: Никогда ничего подобного он не упоминал.

МАКСУЭЛЛ-ФАЙФ: Сказал ли он вам, что было принято решение напасть на Польшу утром 26-го?

ДАЛЕРУС: Нет, он совершенно ничего не говорил об этом.

МАКСУЭЛЛ-ФАЙФ: Говорил ли когда-либо вам Геринг, почему осуществление плана нападения было перенесено с 26-го на 31-е число?

ДАЛЕРУС: Нет, он никогда не упоминал ни о плане нападения, ни о том, что он был изменен».

Итак, совершенно очевидно, что рядившийся в тогу апостола мира Геринг все понимал, когда, используя наивность Далеруса, до конца играл свою роль.

1 сентября 1939 г. в 4 часа 45 минут утра майор Сухарески, начальник польского военного порта Вестерплатте под Данцигом, посылает в военное министерство в Варшаву сообщение по радио-следующего содержания: «Немецкий линкор «Шлезвиг-Гольштейн» в 4 часа 45 минут открыл по нам огонь из всех орудий. Обстрел продолжается. Жду ваших указаний». В этот же самый час, в 4 часа 45 минут утра, немецкий вермахт по приказу Гитлера на всех участках границы начал наступление на территорию Польской Республики.