– Люблю корзиночки со взбитыми сливками, – немного застенчиво призналась я.

Ева понимающе улыбнулась:

– А я предпочитаю трюфельный торт.

Мы были словно старшеклассницы, которые доверяют друг другу интимные секреты – с кем они целовались на школьном дворе и кто писал им любовные записочки на уроке геометрии.

– А может быть…

– Я думаю, мы можем… – хором начали мы.

И замолчали. И рассмеялись.

– Думаю, ничего страшного не будет, если мы съедим по одному, – наконец сказала я.

– Ты уверена?

– Пусть это останется нашим маленьким секретом.

В торжественной тишине мы съели по пирожному. Моя воздушная корзиночка растаяла во рту с невероятной быстротой. Ева, кажется, тоже была разочарована скоротечностью удовольствия. Мы с заговорщицким видом переглянулись, сразу же правильно поняли друг друга и, не сговариваясь, взяли еще по одному пирожному.

А потом еще по одному.

Мы уже сидели не за столом, а на ковре. И через час все пирожные были благополучно нами уничтожены. И так уютно стало мне, так расслабленно и тепло. Я благодарно улыбнулась Еве и встретила в ее глазах понимание. В сущности, у меня никогда не было подруг. В школе я не пользовалась популярностью. Не считать же за подружку Лизу, которая так подло со мной поступила. И Николь – она тоже подружка сомнительная.

А вот красавица Ева Сторм… Пусть с самого начала у нас и не заладилось, зато сейчас мы неожиданно стали близкими, ведь нас объединял общий секрет.

– Приходи почаще, – сказала она на прощание.

– Если мы так каждый вечер будем объедаться, то карьеры мне не видать, – улыбнулась я.

– А мы каждый день не будем, – подмигнула Ева, – только по большим праздникам.

– А сегодня что у нас был за праздник?

– Праздник примирения!

В тот вечер я возвращалась домой пешком. Идти мне было недалеко, ведь обе мы жили в центре. И я медленно брела по пропахшим шоколадом улочкам и улыбалась самой себе.

Мне восемнадцать лет. Я почти завоевала – кто бы мог подумать – Париж. И среди моих лучших подруг – известная на весь мир топ-модель.

Чего еще можно желать?

Люблю парижские блошиные рынки. Здесь можно купить что-нибудь необычное – кружевной зонтик, например, или шляпку «с характером». На худой конец, женский альманах начала века или китчевый деревянный подсвечник.

Субботним утром я неспешно бродила по рынку, присматриваясь к антикварной бижутерии. Сама не знаю почему, но я проснулась со спонтанным желанием приобрести какие-нибудь необычные серьги или старую брошь, которую приколола бы к шелковому пальто, стилизованному под двадцатые годы. Мне всегда нравились красавицы прошлого, в них есть некий торжественный шик, о котором современные модели могут только мечтать.

И вот я вертела в руках длинную нить искусственного жемчуга, когда вдруг услышала русскую речь.

– Смотри! – прошипел кто-то за моей спиной. – Смотри, это она! Модель, у которой булимия.

Я заинтересованно обернулась – мне тоже было интересно увидеть коллегу, страдающую обжорством. Но никого более-менее напоминающего представительницу моей профессии не увидела. Зато увидела супружескую пару средних лет – полную женщину в мешковатых штанах и алкогольного вида мужичка с бородкой.

Перехватив мой взгляд, дама елейно заулыбалась:

– Ой, это вы! Надо же, живьем вас увидели. А мы тоже русские, живем здесь. Дочь наша за француза замуж вышла, вот мы и приехали.

Я вежливо улыбнулась и собиралась уже отвернуться. Какое мне дело, скажите на милость, до их родственных отношений? И чего они привязались именно ко мне? Может, перепутали с какой-нибудь знаменитостью?

– Постойте! – Тетка в три прыжка оказалась возле меня и цепко ухватила меня за рукав моей туники от «Ив Сен-Лорана». – Я могу дать вам совет! У моей подруги тоже была булимия, и у меня есть телефон хорошего доктора!

Я раздраженно выдернула рукав:

– Вы с ума сошли?! Что вы себе позволяете? С чего вы взяли, что у меня булимия?!

– Она не только неврастеничка, но еще и хамка, – пробормотал теткин мрачноватый спутник.

И в этот момент в моей бисерной сумочке затрезвонил мобильный телефон. Хороший повод, чтобы вовсе не отвечать на хамоватую выходку странной пары. Я отошла на несколько шагов в сторону.

– Я слушаю!

– Ты рехнулась, мать твою?! – Голос был таким громким, что мне пришлось отстранить трубку от уха. Принадлежал он Борису Бажову.

– Что случилось? – пролепетала я. – Я ничего не сделала.

– Ничего?! Зачем ты поперлась ужинать с этой чертовой куклой Евой?! – надрывался Бажов. Гнев сделал его голос высоким.

– Откуда ты знаешь? – удивилась я. – Я была у нее вчера поздно вечером.

– Поздравляю! И во всех сегодняшних газетах написано о тебе! Модель-истеричка! Модель-булимичка! – Телефонная трубка плевалась оскорблениями. – Модель-обжора!

– Но я…

– Мне плевать, что ты скажешь! И как ты будешь оправдываться! Ладно, понесло тебя домой к этой ревнивой курице, но зачем было жрать пирожные?! Спрашивается, на хрена я с тобой столько лет возился? Чтобы все вот так кончилось!