Юле же пришлось страдать побольше моего – с ее тридцатилетними бедрами сотрудники салона красоты не деликатничали. Сначала нижнюю часть ее тела обмазали какой-то вязкой массой, пахнущей так, что мне пришлось дышать широко раскрытым ртом, чтобы подавить рвотные позывы. Время от времени Воронина восклицала: «Ой, щиплет!» – но мрачная массажистка, похожая на стервозную учительницу физкультуры, не обращала на ее кокетливые повизгивания никакого внимания. Потом ее завернули в несколько толстых шерстяных одеял и на некоторое время оставили в покое. Зато после этого массажистка занялась ногами Юли – она месила ее несуществующий жирок, как сдобное тесто, сильными пальцами щипала и оттягивала кожу, чтобы предотвратить образование целлюлита. А несчастная жертва Юля при всем этом умудрялась поддерживать спокойный вдумчивый разговор. Хотя я на ее месте выла бы от боли.

Когда я восхитилась ее героизмом, Воронина лишь снисходительно улыбнулась.

– Я с детства к этому привыкла, – сказала она, – знаешь, мой отец ведь американец. Мое детство прошло в Калифорнии. А там очень популярны конкурсы красоты среди маленьких девочек. Так вот, мама таскала меня по этим конкурсам с четырех лет. Мне, маленькой, выщипывали брови, красили волосы.

– Жестоко. Моя мама всего лишь заставляла меня учиться, это и казалось экзекуцией.

– В двенадцать лет мне впервые обработали эпилятором руки. Я так рыдала – скорее от обиды, а не от боли, – Юля улыбнулась воспоминаниям. – Но в Калифорнии такие вещи считаются нормальными.

– В чем-то я тебе завидую, – я вздохнула и поморщилась, потому что ароматерапевт ощутимо ткнул меня пальцем в бок, – а мне лишний раз лень сходить на маникюр. Я уже шесть лет работаю моделью и все равно покупаю иногда мороженое и булочки.

– Когда мне было шесть лет, мама объяснила мне, что такое диета. Причем меня не заставляли, нет. Она так все повернула, что мне самой хотелось запивать тушеные овощи соком сельдерея. А шоколадок я до сих пор боюсь. Мама однажды показала мне девочку, у которой все лицо было разворочено маленькими язвочками. Не знаю уж, что это было на самом деле, но мама сказала, что все от шоколада. Я поверила…

«А на самом деле этой бедной маленькой девочке подружка подсыпала в пудреницу стекло», – усмехнулась я, но озвучивать мысль не стала. Не люблю делиться этой историей с посторонними.

И потом, я встретилась с Ворониной не для того, чтобы выслушивать ее сочувственные вздохи. Нет, у меня есть конкретная цель.

– А сейчас чем твоя мама занимается?

– О, ничем, как обычно, – расхохоталась Юля, – в очередной раз вышла замуж. На этот раз за итальяшку. Живет в Риме, в ус не дует.

– Сколько же ей лет? – Медленными осторожными шажками я подбиралась к интересующей меня теме.

Юлия нахмурилась, подсчитывая.

– Иногда сама забываю, – призналась наконец она, – мать держится огурцом. На вид ей лет тридцать восемь, не больше. Но, учитывая, что мне скоро будет тридцать три, а у меня есть еще старший брат… – Она многозначительно хмыкнула.

Вот он, подходящий момент. Юля сама дала мне повод спросить напрямую:

– Наверное, твоя мама делала пластическую операцию?

– Операцию? – насмешливо переспросила Юля. – Скорее операции! Сколько она их сделала, один бог знает. В конце концов на лице кожи стало не хватать из-за бесконечных подтяжек. В последний раз ей брали кожу с ягодиц.

– Что-о? – протянула я со смесью восхищения и отвращения.

– Это новая тенденция в пластической хирургии, – снисходительно объяснила Юля, – я толком сама в этом не понимаю ничего. Но, кажется, кожа с задницы пересаживается на физию. Мама как новенькая из клиники вышла. Какое-то время она даже выглядела моложе меня. Даже обидно как-то.

– А ты сама? – с замиранием сердца решилась спросить я. – Сама-то пока не думала об этом?

– А откуда у меня столько денег? – развела руками Юлия. – За мать-то ее мужья платят, а мне с мужиками не везет.

– Чего же она тебе денег не даст? – удивилась я.

– А почему она должна давать мне деньги? – в свою очередь удивилась Воронина. – Моя мама – женщина западного склада. Она в меня вложила кое-что дороже денег и больше ничем мне не обязана. Это нормально.

«Что же она в тебя вложила? – подумала я. – Отвращение к шоколадкам? За это ты так ей благодарна?»

– А сколько же стоит пластическая операция? – для поддержания разговора поинтересовалась я.

– Ну ты даешь! – рассмеялась Юля. В тот момент она напомнила мне Лизку – та тоже любила учить меня жизни, приправляя нотации снисходительным, немного обидным хохотком. – Как с луны свалилась. Все зависит от клиники. И потом, смотря какая операция тебя интересует. Подтяжку тебе делать, я думаю, рановато.

Юля повернула ко мне лицо и задумчиво на меня посмотрела. Я тут же оговорилась:

– Да я не для себя спрашиваю, для подруги одной.