Лодка не перевернулась. Л.Ф.Ильичев молча смотрит в подготовленные институтом предложения. «МИД СССР, — произносит он, уступая строптивому выпускнику. — С направлением на работу в посольство в Норвегии».

Норвегия? В институте я выучил немецкий язык, а направляют в Норвегию, о которой я почти ничего не знаю. А впрочем, почему бы и не Норвегия?

Мы с Валентиной прекрасно провели отпуск в таганрогских «субтропиках». Во всяком случае, на ближайшее будущее имелась какая-то определенность. По возвращении в Москву я сразу же позвонил из телефонного автомата в отдел Скандинавских стран МИД и сообщил о готовности приступить к работе. И тут мне сообщают, что из-за опечатки в приказе о моем назначении вместо фамилии Грушко написано Глушко. Смех сквозь слезы! А ведь ситуация очень серьезна: приказ подписан самим Молотовым. Неужели будет перераспределение?

Слава Богу, кадровики нашли поистине «дипломатическое» решение. Издается новый приказ по министерству: «Вместо ранее упомянутого Глушко назначить на должность стажера посольства СССР в Норвегии Грушко Виктора Федоровича. В. Молотов». Наконец-то я в МИД. Единственная имеющаяся в наличии сотрудница норвежской референтуры Жданова (кстати, мать ставшего впоследствии известным переводчика норвежской литературы Льва Жданова) сидит в одиночестве, буквально заваленная различными материалами. «Почитайте все это и через месяц отправляйтесь в Осло», — напутствует она.

Как начинающему дипломату, мне выдали деньги на экипировку, которых в обрез хватило на покупку плаща и шляпы. Я заказал билеты, и мы с Валентиной отправились в путь на поезде и пароходе через Финляндию и Швецию. Оба впервые оказались за пределами Советского Союза. Весь багаж состоял из тощего чемоданчика, сиротливо лежавшего на багажной полке. Уже в Хельсинки у нас возникло ощущение, что мы попали в другой мир. Атмосфера была совершенно иной, люди по-другому одеты, все звуки и запахи чужие, не говоря уже о языке. Но Финляндия поддерживала особые отношения с Советским Союзом и, во всяком случае, не была враждебной страной. Что-то будет впереди? Когда в августе 1954 года мы прибыли в Осло, то ступили на территорию страны — союзницы по НАТО нашего главного противника — США. С этого момента я становился одним из официальных представителей Советского Союза. На душе было тревожно. Ведь я находился на передних рубежах фронта холодной войны, где должен был твердо отстаивать национальные интересы своей страны.

Реальность, разумеется, оказалась намного сложнее. Во взаимной официальной пропаганде Норвегия и Советский Союз обвиняли друг друга во враждебности, но норвежцы вовсе не были настроены по отношению к нам неприязненно. Несмотря на пропагандистские усилия правых сил Норвегии и американцев, большинство из них хорошо помнили, что русский, советский солдат ступал на норвежскую землю только как освободитель. Здесь ценили и то, что, освободив Северную Норвегию от немецких оккупантов, Красная Армия немедленно вернулась на свою территорию. С советской стороны также проявлялось желание сохранить более дружеские отношения с Западом в целом и с Норвегией в частности. Первые пробные шары были фактически запущены Сталиным еще в 1951 году, но попытка оказалась чрезмерно осторожной. К моменту моей командировки в Норвегию И.В.Сталина уже год не было в живых и новое руководство СССР во главе с Хрущевым начало проявлять признаки более открытой дипломатии, хотя догматические подходы старой гвардии по-прежнему давали о себе знать.

Колебания в температуре отношения советской дипломатии к Западу чувствовались и в нашем посольстве все годы моего пребывания в Осло. На один момент я сразу же по приезде обратил внимание. В задачу любого дипломата входит изучение настроений и подходов к его государству в стране пребывания. Чем больше открытых каналов такого изучения, тем наблюдения и выводы ценнее для МИД. У меня сложилось впечатление, что многие советские дипломаты довольно легковесно подходили к этой работе, лишь бы что-нибудь отписать в Центр без глубокого и объективного анализа.

Частично это объяснялось языковыми проблемами, поэтому я немедленно бросился изучать норвежский. К тому же из первой беседы с послом Георгием Петровичем Аркадьевым стало ясно, что передо мной такая задача ставится как первоочередная. Начались долгие часы занятий с норвежским преподавателем Иверсеном.

Параллельно нам с Валентиной предстояло освоиться в советской колонии, как принято было тогда говорить. Впервые у нас появилась комната, пусть одна, но своя. Скоро наше семейство пополнилось: уже в первый год пребывания в Норвегии родился первенец — Александр. Комната находилась в достаточно престижном районе, на улице Драмменсвейен, 97, неподалеку от советского посольства.

Раньше в этом здании размещалась гостиница «Роза». Говорят, что во время войны нацистские офицеры устроили в ней бордель. Теперь же, естественно, ничто не напоминало о прежних временах. На первом этаже живущие в доме сотрудники нашего посольства устроили маленький кинозал, в котором демонстрировались отечественные и зарубежные фильмы. Всего в Норвегии, включая жен и детей, находилось около ста советских граждан — сотрудники посольства, торгпредства, ТАСС и вспомогательный персонал. Постепенно я пристрастился к кино. Кинозал использовался и как место собраний и других встреч наших людей, что давало им возможность общаться друг с другом и не так остро ощущать оторванность от дома.

Для правильного понимания страны пребывания очень важно знать ее традиции и обычаи, национальные особенности. Приятной неожиданностью оказалось то, что Осло оказался уютным городом, жившим, в отличие от многолюдной и суетливой Москвы, размеренной и спокойной жизнью. Нам с Валентиной понравились сдержанность норвежцев, их непринужденность и дружелюбие. Если в трамвае оказывались пустыми два-три места, никто не бросался сломя голову занять их. Норвежцы продолжали спокойно стоять в проходе, проявляя непоказную вежливость.