— Зато у меня нет ожогов на руках, — выпалил Андрей. — И я нормально отдохнул в выходные. Выспался. Наелся пельменей, чёрт их дери! А вы, судя по всему, вообще не отдыхали последние недели. Думаете, вам Ким памятник поставит? Если и поставит, только могильный!

— Не хочу это слышать, — сморщился Кольцов, как от надкушенного, оказавшегося червивым яблока.

Господи помоги… — думал Андрей. — Что же происходит на «Заводе стекла». Что, чёрт возьми, здесь происходит?

Ответ пришёл немедленно, и Андрей озвучил его:

— Вы боитесь, Евгений Евгеньевич. Самодисциплина, эффективность, рыбок куда-то дели, ширму… Вы боитесь. Вы все боитесь, — Андрей подошёл к двери и взялся за ручку… — Вы боитесь Кима.

— Я боюсь? — переспросил Кольцов и мерзко усмехнулся. За всё время работы с ним, Андрей не видел у него такого выражения лица. Кольцов встал и приблизился к Андрею, почёсывая ожог на руке, — Я боюсь, Андрей Иванович? Да у любого работяги спросите, кто самый главный жополиз на заводе… Он ответит, что это Андрей Иванович Трофимов.

— Вы сбрендили? — щёки Андрея зарделись.

— Я тоже открываю вам глаза, Андрей Иванович. Вы в моём глазу сучок увидели, а в своём бревна не замечаете! С самого прихода Кима, вы только и делаете, что стелетесь перед ним, как последняя шлюха!

— Вы ничего не понимаете, — опешил Андрей от такого напора Кольцова.

Ведь он не мог ему в паре слов объяснить, что хотел полюбить своего врага. Хотел стяжать благодатную христианскую теплоту для сердца и души…

Ведь это не была трусость?

Или прав Кольцов, — спросил себя Андрей, — И, прикрываясь христианской якобы добродетелью, ты как шлюха торговал уважением к себе?

— Успокойтесь, Андрей, — устало махнул рукой Кольцов. — Когда меня на «Заводе стекла» стали сравнивать со Сталиным, я начал читать исторические книги. Сколько всего было сделано в то время! Как великолепно стала работать производственная машина СССР. И я читал о жертвах сталинизма. О том, как это происходило. Как все стучали друг на друга. И знаете что, Андрей?

— Что?

— Никакой разницы между тем и нашим временем, я не увидел. — Кольцов осторожно почесал ожог на запястье. — Жертв были миллионы… Убитых по личному приказу Сталина, было не так уж много. Все остальные — жертвы рядовых людей. Таких, как мы с вами. Население строчило анонимки друг на друга, как семечки щёлкало… Русские люди во все времена пожирали сами себя изнутри. Убивали соседа анонимкой, а потом шли и сами вешались…

Кольцов безумно захохотал, будто сказанное им было свежим анекдотом.

…Андрей открыл дверь. Продолжать разговор с Кольцовым на эту тему казалось безумием. В коридоре бежала сломя голову секретарша Крайнева Щука. Она прижимала к носу окровавленный платок. На вопрос Андрея, помочь ли ей чем-нибудь, она отмахнулась, сказав, что всё нормально и у неё случаются иногда кровотечения из носа.

— Что-то происходит на «Заводе стекла», — сказал Андрей. — Что-то ужасное. И это связано с Кимом.

— Вы что ненормальный? — заорал Кольцов. — Я же только что сказал вам: это всегда происходило! Это всегда было в нас. И тогда — при Сталине тоже было! И сейчас. Мы пожираем сами себя! Ким не причём здесь.

Андрей так не думал. Он вышел из кабинета Кольцова. После бессонной ночи, после воплей старика ему стало не по себе. Он спускался по лестнице, ничего не видя перед собой.

На первом этаже под лестницей курил Ким. Он сплёвывал прямо на стену с плакатом «Не курить. Категория Б». Правила были созданы не для Кима. Он был выше их.

— Андрей Иванович, снова прогуливаем? — поинтересовался он.

— У меня случился форс — мажор. Кто-то закрыл меня вчера на складе. Я всю ночь не спал.

— Вечно с вами что-то происходит, Андрей Иванович. Иногда мне кажется, что это у вас семейное, — Ким усмехнулся.

Андрей закусил до крови губу. Солёный привкус не остужал пыл, а наоборот распалял. Хотелось ударить Кима в голову и смотреть, как его башка врежется в стену. Если повезёт, то на стене останется кровавый след. Колотить его ещё и ещё, а потом обморочное тело сползёт к твоим ногам и ты вытрешь об него ноги.

— Вы так ничему и не научитесь, Андрей Иванович, — констатировал Ким. — Сколько вас не учи дисциплине, вы будете нарушать её.

— Я не понимаю вас. Меня закрыли на складе… — пробормотал Андрей, а в сознании, как пощёчина, вспыхнули слова Кольцова: да у любого работяги спросите, кто самый главный жополиз на заводе…