— Но, вы могли бы принять человеческий облик, как это сделал Дар, — предложил Валдек.

— Что? Вы знали Дара?

Дракона выкрикнула этот вопрос с такой силой, что у стоящих рядом людей зазвенело в ушах.

— Дар был мне названным братом, а моему сыну Вашеку, названным отцом, — с гордостью ответил Валдек. — Если бы не он, то Вашека сейчас не было бы в живых.

— Ничего не понимаю, — изумление драконы не знало предела. — Он так люто ненавидел весь род человеческий, за то, что люди убили его семью.

— И, тем не менее, он, не задумываясь, спас мальчишку, — развёл руками Валдек.

— Чуть позже вы мне расскажите об этом подробно. Я хочу знать о последних месяцах жизни моего мальчика.

— Он был вашим сыном?

— Нет, но я относилась к нему именно так.

— Значит, Дар всё-таки погиб? — в голосе Валдека звучала горечь утраты.

— Да, Найяр успела рассказать, как это произошло. Его убили перед самым отлётом челнока.

Теперь настала очередь императора и других вскрикнуть от изумления.

— Вы всё же встретились с Найяр? Что с ней? Она жива?

— Надеюсь, что жива… — дракона отвела взгляд. — Именно поэтому я тут. Хочу поговорить с вами о Хранительнице. Но, сперва вам всё же надо поесть.

Людям очень не хотелось откладывать начатый разговор, но думать на сытый желудок всё-таки лучше.

— Подумайте ещё раз, уважаемая Ши'А, может, вы всё же примите наше приглашение и, перевоплотившись в человека, присоединитесь к нам? — уточнил император.

Поразмыслив немного, дракона согласилась. Зная моральные устои людей, дракона попросила дать ей женскую одежду и оставить на некоторое время одну. Ей не хотелось смущать императора и его свиту видом обнажённого женского тела.

Спустя десять минут на поляне стояла женщина средних лет. Не красавица, но и не дурнушка. Слегка вытянутое лицо обрамляли длинные до плеч волосы коричневого цвета. Прямой узкий нос выдавал в ней аристократку. Единственное, что осталось у неё от дракона — это угольно-чёрные глаза. Не худая и не толстая, среднего роста женщина. Если бы кто-то из присутствующих не знал её истинного происхождения, то решил бы, что перед ним дама из высшего общества.

Передёргивая плечами, дракона вспоминала давно забытые ощущения человеческого тела.

«Жутко неудобная конструкция, — поморщилась Ши'А, — какое счастье, что это ненадолго. Никогда не понимала и не смогу понять, как вообще людям удаётся существовать с таким телом?»

Разминая пальцы, и делая несколько шагов, дракона вновь поморщилась. В голове промелькнула мысль вернуть себе нормальный облик. Впрочем, Мать драконов умела быстро адаптироваться к этому телу. Как ни как — она сама его сконструировала, до мелочей отрабатывая пропорции и формы.

— Так лучше? — обводя всех взглядом, поинтересовалась Ши'А.

— Разрешите вас сопровождать? — император чуть склонил голову.

Мать драконов мягко улыбнулась, и взяла Шамри под руку. Скрывая от окружающих лёгкое раздражение из-за дискомфорта, дракона шла рядом с императором и непринуждённо вела беседу. Все двинулись следом за Шамри по направлению к егерской столовой, где их ждали накрытые столы. Есть хотелось всем, потому как дорога и переживания дали о себе знать.

Отец Лазурий не отрываясь смотрел на Мать драконов — в образе человека она стала ещё прекрасней. Старый маг почувствовал, что влюбляется в неё всё больше и больше, словно безусый юнец. Эмоции захлёстывали его, не давая сердцу спокойно биться. Дракона чувствовала психологическое состояние отца Лазурия, и ей это не нравилось. Не хватало ещё Матери драконов выяснять отношения с человеком. Позже, когда основные вопросы будут решены и определиться дальнейший план действий, она непременно поговорит с ним и расставит все акценты.

Пройдя в столовую, император усадил Мать драконов на самое почётное место и сел по левую руку от неё. Справа от драконы занял место премьер-министр Тоин, затем Валдек и отец Лазурий. Рядом с Шамри разместились его министры.

— Так, что вы знаете о Найяр, уважаемая Ши'А? — спросил император, когда чувство голода уступило место приятной сытости.

Все дружно перестали жевать и посмотрели на Мать драконов.

— Только то, что она не погибла от моего гнева. И то, что жива.