– Что здесь происходит, черт возьми! Вы можете мне объяснить?

Сонни обернулся и хозяйским жестом руки пригласил директора к столу. Оба двинулись навстречу друг другу одновременно. Поскольку стол находился ближе к выходу, первым за ним оказался Андерсон; к тому же он, наэлектризованный, был пошустрее, чем Сонни Новелла. Но едва его зад коснулся сиденья стула, он чуть не вскочил на ноги: сидеть ему не хотелось, да и настроение располагало к тому, чтобы вышагивать по этой трубе; если разделить помещение парой перегородок, можно получить три по цене одного.

Сонни буквально внушил Андерсону сесть за стол. «Психологи хреновы!» – выругался про себя Андерсон, поминая и «нечистого» Филиппа Берча, с которым имел честь познакомиться два или три дня тому назад. Эта пара могла (тут он подобрал русское словцо) ухайдакать кого угодно. Просто они пользуются ситуацией. А она такова, что теперь уже каждый второй тянется, как цветок к небу, к психологу. Потому что сам не в состоянии справиться с душевными и прочими проблемами.

Нет, поначалу человеку лень самому справляться, влом, как говорят русские, а потом он уже не может без пристального взгляда психолога, этакой приставной лестницы к собственному чердаку. Это явление Андерсон назвал «повальной наркоманией». Человеческая психика истончается. Новое поколение готово таскать за собой психологов, как собак на выгуле, не подозревая, что это собака управляет человеком. «ВВП – Великое Время Паразитов», – подумал Андерсон. Так назвал он новую эру. Утопия: вскоре каждый психолог обзаведется личным психологом. Нет, человек сам должен преодолевать и залечивать душевные травмы. Чем? Временем. Это и скорее (как ни странно), и эффективнее современных методов. Ведь когда на тебя воздействует другой человек, это плохо. Ты подчиняешься ему, становишься носителем чужой воли, вот что страшно. Человек теряет самоконтроль, способность отвечать за свои поступки. И вот тут на помощь психологу приходит адвокат. Эти две профессии в Штатах – самые популярные.

Джек Андерсон понимал, что преувеличивает, но только на самую малость.

Сонни Новелла не умел читать чужие мысли (собственные порой – потемки), он был рад Андерсону, потому что тот отвлек его. Одна половина его сознания была обращена к нему, а другая оставалась в тени секретной операции. Андерсон стал для него народным целителем, пусть даже с клеймом шарлатана: конкретно не поможет, но вселит надежду.

Сонни не дал ему перехватить инициативу.

– У вас, Джек, как и у меня, есть начальство. У меня оно – завуалированное и часто меняющееся, но имя у него постоянное – заказчик. У вас оно – осязаемое и постоянное. Каждый из нас мастурбирует самолюбием, не видя выше себя никого, и получает оргазм, если следовать этой линии до конца. Вы хотели сослаться на ваше руководство: мол, вам не поздоровится. Но будем честны друг перед другом. Часто ли вы докладывали наверх о вашем душевном равновесии, о расстройстве чувств? Часто ли вы плакали на руководящем плече? И если да, то каким образом вы все еще стоите во главе этой фирмы? Какого черта, Джек?

– Дело... – заикнулся было Андерсон.

Новелла перебил его:

– Дело в следующем. Давайте распределим роли. Вы закрываете глаза одной рукой и держите весы в другой, уравновешивать чаши буду я. Причем без ссылок на работодателей. Вот отличный термин, который русские используют чаще, чем американцы! Мой вам совет: называйте начальство работодателем и обретете душевный покой. Меня вы видели когда-нибудь взбудораженным?

– Вы сейчас взбудоражены, только виду не подаете.

– А это кое-что значит, правда?

Джек Андерсон пожевал губами. Сонни объяснил это самому себе так: «Мужик распевается перед арией». Но если Андерсону и суждено было исполнить арию, то не здесь и не сейчас. Он ушел, оставив Сонни Новеллу с его мыслями и проблемами, бросив в его адрес и в адрес его работодателя:

– Я хочу того же, чего наглотались эти парни.

По дороге в Красногорск Виктор не нарушил ни одного пункта из правил дорожного движения. Каждое перестроение из ряда в другой он сопровождал сигналами поворота. Но не был и предельно осторожен: пару перекрестков проскользнул на желтый.

Он подъехал к воротам, этаким параллельным брусьям, обшитым гофрированными листами; они здорово походили на чухонцы, и через них с удовольствием перемахнула бы лошадь. Заглушив двигатель и забрав ключи, он вышел из машины и открыл ворота. Снова заняв место за рулем, завел двигатель и въехал во двор. По выражению глаз Вики понял: она испуганно насмехается над его зрелой обстоятельностью. Он развязал ремешок, но только для того, чтобы снять его с подлокотника. Потом снова связал ей руки и вывел Вики из машины, оглядываясь.

С момента его отъезда во двор никто не заезжал. Об этом говорила метка, оставленная им на стыке створок: ивовый прут, видимый с дороги. Схожая метка виднелась и на входной двери.

– Вперед! – Он подтолкнул Вики в спину, открыв дверь. – Налево и вниз, – подсказал он ей дорогу.

– Ведешь меня в подвал?

Она познакомилась с ним через минуту, бросив под нос: «Мило». И вслух:

– Непохоже на свадебный люкс.

– Зря ты так думаешь, – усмехнулся Виктор.

Он заставил ее поразмышлять над своими словами. Вернулся через несколько минут. Сидя на койке, Вики походила на арестантку, даже если бы на ней не было пут. И она поделилась своими ощущениями.

– Здесь все, даже подушка, пахнет задницей Роберта. Отвратительно. Какие у тебя планы? – поинтересовалась Вики без перехода.

– Мои планы переплетены с моими же обязанностями, – истолковал Виктор положение дел. – Я выполняю приказы. Однажды мой шеф сказал про меня, что, будучи истинным профессионалом, я должен быть чужд предпочтениям. Что это значило, я не могу понять по сей день. Но звучит это солидно, правда?

– Особенно в твой адрес.

Скобликов усмехнулся.

Он попросил Вики встать. Пододвинул кровать к стене так, что торчавший из бетона крюк, на котором было замкнуто одно кольцо наручников, оказался напротив, но не касался ее. Так ему было удобнее пристегнуть пленницу, да и ей будет удобно, рассудил он, – она сможет и сидеть, и лежать.