— Над собой! — еле выдавил я и засмеялся громче.

В раннем детстве я верил в волшебников.

Однажды я шел по берегу реки и рассматривал следы птиц на песке: разные спиральки, галочки, точки и лесенки. «Эх, — думаю, — найти бы сейчас двадцать копеек. Сходил бы в кино, купил бы мороженое». И только об этом подумал, смотрю — передо мной лежит монета.

Потом мне надоели осенние дожди и я попросил волшебников сделать зиму. На другой же день ударил морозец, грязь на дороге закостенела и в воздухе закружили крупные снежинки, похожие на звездочки и колесики от часов. Я был уверен, что по ночам волшебники ходят от дома к дому и разгадывают наши желания и сны. Чтобы они не тратили время на эти разгадки, я просто писал свои желания на клочке бумаги и прикреплял его к калитке.

Однажды я захотел приобрести собаку, но отец сказал:

— Плохо учишься! Не купим!

Тогда я взял и написал записку волшебникам и прикрепил ее на вертушке калитки. Утром чуть свет подбежал к калитке и не поверил своим глазам — около забора сидел щенок.

На следующий же день я составил большой список необходимых мне вещей: ружье, качели, перочинный ножик с десятью предметами, бинокль… Целую неделю записка висела на калитке, но волшебники так и не выполнили моих просьб. После этого я обиделся на них и перестал писать записки. К этому времени я уже нахватал столько троек, что отец перестал со мной разговаривать, а мама запретила гулять на улице. И все из-за волшебников. Ведь я только и думал о них, а не о каких-то там уроках!

Засел я за учебники, стал исправлять одну тройку за другой. Чем больше я исправлял троек, тем чаще отец похлопывал меня по плечу и обещал подарить одну «штуку». А мама все настойчивее повторяла:

— Иди погуляй! Совсем без воздуха сидишь! Весь зеленый стал.

Когда я исправил все тройки, отец подарил мне бинокль, а мама сшила шорты для игры в футбол. И мне сразу стало стыдно, что раньше я только и думал, как бы заполучить какую-нибудь вещь или купить мороженое и сходить в кино.

Я снова вспомнил о волшебниках, только теперь мне захотелось поменяться с ними местами и делать приятное другим.

Вначале мне не везло. Как-то я пил кисель, вдруг в стакан упала пчела.

«Освобожу ее, — думаю. — Покажет мне пчелиное гнездо с медом». Только приподнял сластену за крылышко, а она — раз! И ужалила меня.

В другой раз хотел избавить от привязи Полкана, собаку соседки Катьки. Думаю: «У собак память хорошая, будет меня защищать». Только схватил пса за ошейник, а он как вцепится в мою рубашку и всю разорвал. «А ведь волшебники ничего от меня не ждали, — вдруг подумал я. — Помогали просто так и еще оставались невидимками».

В тот же день у Катьки пропал Полкан. И Катька, и ребята его искали, облазили все закутки во дворе, но Полкан как в воду канул. Так одна и побрела домой зареванная Катька. А вечером мне понадобилась доска для самострела. Полез я в подвал, смотрю, среди ящиков из-под фруктов — Полкан. Скулит, лапу покусывает. Подошел я, а его лапа рейками ящика зажата. Отломал я доску, Полкан бросился лизать мои руки. «Понимаешь, — как бы говорил он, — за кошкой гнался и вот… угодил».

Привел я Полкана к Катькиному крыльцу, привязал за перила, сам спрятался за водосточной трубой. Как только Полкан залаял, Катька выбежала на крыльцо, обняла собаку, начала целовать ее прямо в морду.

— Полканушка! Полканушка, дорогой! — бормотала Катька, потом вдруг выпрямилась. — Но кто же тебя привел и привязал? — Катька задумалась, потом выдохнула: — А-а! Волшебники, точно! Ведь я же их просила!..

Я любил меняться. Подарят мне какую-нибудь вещь, а я возьму и обменяю ее на что-нибудь у приятеля. А потом вещь приятеля еще раз обменяю. И так все время. Часто мне даже было все равно, что на что менять, лишь бы поменяться. Так однажды я обменял фильмоскоп на книгу, потом книгу — на увеличительное стекло, а стекло отдал Юрке за снежную бабу, которую он слепил во дворе. Но на следующий день была оттепель, баба развалилась, и я остался ни с чем. Тогда я понял, что обмен бывает выгодный и невыгодный. Выгодный — это когда обменяешь какой-нибудь карандаш на воздушного змея или на билет в цирк. А невыгодный, когда отдашь, например, краски за конфету, а конфету потом еще и съешь. Это очень невыгодно. Когда я это понял, то решил делать только выгодные обмены. Как-то я пришел к Вовке и говорю:

— Давай меняться! Я тебе рогатку, а ты мне коньки.

— Ты что? Спятил? — заорал Вовка. — Какую-то рогатку на коньки!

— А что? — говорю. — Коньки — это ерунда! Все время бегай да бегай, еще упадешь да разобьешься. А рогатка — это вещь! Можно подстрелить кого-нибудь.

— Не втирай мне очки! — говорит Вовка. — Думаешь, я совсем дурак?

— Никакие очки я тебе не втираю, — говорю. — Коньки нужны только зимой. А зима скоро кончится. А вот рогатка нужна и зимой и летом.

— Все равно не буду, — говорит Вовка. — Вот на твой мяч давай! На мяч, пожалуйста, а на рогатку ни за что!

— Нет, — говорю. — Мяч мне самому нужен.

— Как хочешь! — говорит Вовка и поворачивается.

— Постой! — говорю. — Ладно, давай на мяч. «Все равно, — думаю, — выгодно. Мяч-то у меня старый, а коньки новые». Обменялись мы с Вовкой. Взял я его коньки, вышел во двор. «На что бы их обменять, — думаю, — повыгодней? Хорошо бы на лыжи, а лыжи потом на велосипед, а велосипед на мотоцикл. Вот здорово было бы! Помчал бы куда-нибудь». Иду я так, думаю. Вдруг навстречу Генка с санками. Только я раскрыл рот, чтобы предложить ему обменять коньки на санки, как Генка говорит: