Все смотрели, не откроется ли рана, не появится ли кровь. Крови не было.

— Пусть подойдет Хаген! — потребовала Кримхильда.

Король согласно кивнул.

Хаген нехотя приблизился к телу героя. Но едва он подошел, как рана в спине открылась и на носилках появилась густая кровь.

Увидев это, все заплакали в голос.

— Хаген здесь ни при чем! — произнес король. — Я же сказал: Зигфрида убили в лесу разбойники. Мы пытались поймать их, но они скрылись в чаще.

— Боюсь, что эти разбойники хорошо мне знакомы, и стоят они рядом, их и ловить не надо, — ответила Кримхильда. — Ты сам и твой Хаген — вот это что за разбойники!

— Смерть им! — выкрикнули нибелунги, стоявшие рядом с погибшим своим королем, и обнажили мечи.

— Не здесь! Умоляю, не в храме! — кричала Кримхильда, встав между ними и братом, до тех пор, пока, недовольно ворча, нибелунги не убрали мечи.

Проститься с Зигфридом подошли плачущие Гернот и Гизельхер.

— Сестра! Прости нас, сестра! — повторял Гизельхер. — Мы все повинны, что не уберегли его!

Три дня и три ночи гроб с телом стоял в храме. Три дня и три ночи не отходила от него вдова.

В день похорон долго, печально били колокола на соборе. Плакали горожане.

Они хоронили не вельможу, не короля — они хоронили любимого героя.

О нем пели песни. Всякий рожденный в те годы знал его имя и мог перечислить его подвиги — те, что он совершал, и те, что ему приписали. Многие уверяли: убить в открытом бою его невозможно. И они были правы.

Они любили его. Они им гордились. Каждый, кому он улыбнулся хоть раз, сказал доброе слово, помнил об этом всю жизнь.

А теперь они его хоронили.

— Завтра мы уезжаем, — сказал старый Зигмунд, войдя в покои Кримхильды. — Вы остаетесь нашей королевой, девочка. Я слишком стар, чтобы править. Люди Зигфрида любят вас и станут охотно служить вам.

— Я готова, мне здесь больше нечего делать.

— Возможно ли уезжать от родного дома, в чужую страну! — принялась отговаривать ее родня, едва узнав о решении.

— Здесь старая твоя мать, здесь мы с Гернотом, — убеждал Гизельхер. — Останься, сестра, в родном доме тебе будет легче, чем на чужой стороне.

— Одна мысль, что каждый день я буду встречать ненавистного Хагена, гонит меня отсюда!

— Сестра, да я не подпущу его к тебе! Ты будешь жить в моем доме, коли согласна. И потом, можно ли бросать могилу Зигфрида?

Кримхильда колебалась до следующего утра. Дамы приготовились к отъезду, но сама она не одевалась. Утром она решилась.

— Лошади навьючены, воины готовы к выходу, ждем вас. Не дай бог никому такого пира, — мрачно сказал усталый Зигмунд, зайдя за нею.

— Я решила остаться.

— Но там у вас сын! Или вы желаете вовсе его осиротить?

— Здесь же — могила мужа. Я не могу оставить ее.

Она вышла за дверь проститься с дружиной.

Воины, узнав о ее решении, глядели хмуро.

— Мало нам было несчастий, так еще и королева желает пренебречь нашей верностью! — проговорил один из них. Тот, который знал Зигфрида еще юным одиноким скитальцем.

— Нет, вассалы мои, вашей службой я не пренебрегаю. Остаюсь лишь для того, чтобы жить около мужа. Вам же велю, вернувшись в земли моего супруга, служить так же, как и ему, его наследнику, нашему малолетнему сыну.

Прощание было тоскливым.

— Будь проклят этот пир! — несколько раз повторял старый король. — Больше горя, чем здесь, я не знал никогда!

Прощаться с королями, их вассалами он не стал.

Но Гизельхер и Гернот, услышав об отъезде, пришли проводить его сами.

Гизельхер успел снарядить своих воинов, и они довели старика до границы страны.

Вдовья жизнь пуста и печальна.

Прежде были с утра у нее заботы о возлюбленном муже. Был у нее сын. Старый король. Королевство. Теперь же осталась лишь тишина в доме у Гизельхера.

Она разлюбила солнечный свет, громкие разговоры.

Лишь престарелый барон Эккерват сидел с ней целыми днями и рассказывал истории о Зигфриде, которые знала она наизусть. Но снова и снова хотела услышать их.

Гунтер повелел выстроить для нее отдельный дом рядом с собором. Дом был просторен, со множеством покоев, в нем хватало места и для свиты.

В том доме она и закрылась от жизни и развлечений. Лишь ранним утром каждый день входила она вместе с дамами в полупустой собор, ставила свечу, поминала Зигфрида, а потом шла к его могиле. Сидела там на печальной скамье. Вела с ним беседы. А потом оставляла лежать его одного, возвращаясь домой. И было так в любую погоду — в мороз ли, в жару, при ветре и ливне.