Именно к этому благоприятному заключению они и пришли, так как, дослушав Израиля, не только посочувствовали его злоключениям, не только похвалили за горячий патриотизм и стойкость в несчастье, не только воздали должное мужеству его соратников при Банкер-Хилле, но и подробно рассказали, какое именно поручение хотели бы ему дать. Они спросили, согласится ли Израиль отправиться в Париж, чтобы передать важные известия (которые они должны были получить в самое ближайшее время) доктору Франклину, [35] находящемуся сейчас во французской столице.

— Все ваши расходы будут оплачены, а кроме того, вы получите вознаграждение, — добавил сквайр. — Ну как, вы согласны?

— Мне надо подумать, — ответил Израиль, все еще не вполне убежденный. Но тут он снова посмотрел на Хорна Тука, и его сомнения окончательно рассеялись.

После этого сквайр предупредил Израиля, что во избежание подозрений он, пока не настанет время ехать в Париж, должен будет скрываться в надежном месте, которое они ему подыскали. Они самым настоятельным образом убеждали его нерушимо хранить тайну и дали ему гинею, а также письмо к их знакомому в Уайт-Уотеме, городке по соседству с Брентфордом, куда велели ему отправиться незамедлительно и ждать там дальнейших инструкций.

Кончив объяснения, сквайр Вудкок попросил его поставить правую ногу на стул.

— Зачем? — осведомился Израиль.

— Разве вам не пригодится в дороге пара новых сапог? — улыбнулся Хорн Тук.

— Пара новых сапог? Это я не прочь, — ответил Израиль.

— Ну, так дайте сапожнику снять мерку, — сказал Хорн Тук, вновь улыбнувшись.

— Займитесь-ка этим вы, мистер Тук, — потребовал сквайр. — С мужчин вы снимаете мерку лучше, чем я.

— Давайте сюда вашу ногу, мой милый, — сказал Хорн Тук. — Ну вот… А теперь позвольте измерить ваше сердце.

— Тут уж мерьте вокруг всей груди, — посоветовал Израиль.

— Такой-то человек нам и нужен, — одобрительно сказал мистер Бриджес.

— Налейте ему еще стаканчик вина, сквайр, — посоветовал Хорн Тук.

Сменив одежду, полученную от фермера, на новый наряд, Израиль внимательно выслушал подробное описание предстоявшего ему пути и тут же отправился пешком в Уайт-Уотем. Он добрался туда на следующее утро, и его весьма сердечно принял джентльмен, которому было адресовано письмо. Он также принадлежал к числу деятельных друзей Америки и знал все подробности последних тамошних событий. Он сообщил изгнаннику много интересных новостей о его родине.

Израиль прожил в его доме десять дней, а затем пришло известие от сквайра Вудкока: Израиль должен немедленно вернуться и явиться к нему ровно в два часа пополуночи. И вот, еще одну ночь прошагав по пустынной дороге, наш скиталец вновь очутился в той же уединенной комнате в обществе тех же трех джентльменов.

— Время настало, — сказал сквайр Вудкок. — Сегодня утром вы отправитесь в Париж. Снимите башмаки.

— Значит, мне надо будет красться отсюда до Парижа в одних чулках? — осведомился Израиль, которому привольное и спокойное житье в Уайт-Уотеме не замедлило вернуть его добродушную веселость, после того как перенесенные невзгоды совсем было ее угасили.

— О нет, — с улыбкой сказал Хорн Тук, чья жизнь всегда была привольной и веселой. — Просто мы приготовили для вас сапоги-скороходы. Помните, я еще снял с вас мерку?

В эту минуту сквайр принес из чуланчика пару новых сапог. Они были снабжены полыми каблуками. Отвинтив каблуки, сквайр показал Израилю спрятанные в них бумаги — несколько тонких шелковистых листков, исписанных бисерным почерком. Вряд ли нужно объяснять, что сапоги были сшиты специально для этого случая.

— Ну-ка, пройдитесь в них! — распорядился сквайр, когда Израиль натянул сапоги.

— Его сразу схватят! — улыбнулся Хорн Тук. — Только послушайте, как они скрипят!

— Ну-ну, довольно, — заметил сквайр. — Дело слишком серьезно, чтобы шутить. А вы, мой милый, будьте осторожны, будьте воздержанны, будьте бдительны, а главное — поторопитесь.

Получив затем все необходимые наставления и деньги, Израиль простился с мистером Туком и мистером Бриджесом, последовал за сквайром по лестнице и через пять минут уже направлялся в Лондон, где на Чаринг-Кросс сел в дуврскую почтовую карету, а из Дувра на пакетботе отправился в Кале и через пятнадцать минут после того, как сошел на французскую землю, уже катил в Париж. Он благополучно добрался до столицы, где открыто объявил себя американцем, — в те годы дружба Америки с Францией была такой тесной, [36] что совсем незнакомые люди охотно оказывали ему услуги.

По прибытии в Париж Израиль, сойдя с дилижанса и расспросив о дороге, отправился разыскивать жилище доктора Франклина и уже шел по Новому мосту, когда его вдруг окликнул какой-то человек, стоявший там прямо под конной статуей Генриха IV.

На земле возле незнакомца лежал неказистый ящик, по одну сторону которого располагалась коробочка с ваксой, а по другую — сапожные щетки. В руке он держал еще одну щетку и выписывал ею в воздухе изящные круги, тем самым любезно подкрепляя свое устное приглашение.