Надя тоже улыбнулась, но так безразлично, будто разговор касался кого-то другого и, уж конечно, не она расшивала кисет и не она дарила его Семену. Все же Кобзину не требовалось долгих наблюдений, чтобы понять, откуда у Маликова такой кисет.

— Из твоего кисета и табак вкуснее, — выпуская изо рта кудрявое облачко дыма, сказал Кобзин. — Правду я говорю, Семен?

— Само собой!

— Золотые у тебя руки, Надя, — задушевно проговорил Кобзин. — Я всегда завидую умельцам. Расшить такие цветы, что смотришь на них и не налюбуешься, смотришь — и кажется, будто перед тобой живой цветок, только что со стебля, нет, так не каждый сможет. Тут нужен талант!

Надя смутилась.

— Ну, что вы, Петр Алексеевич...

— Да, да, это так! И ты не стесняйся, не красней. Есть люди, которые вообще красоты не замечают. Проходят мимо и не видят. А ты не только видишь и понимаешь, но своим талантом рассказываешь людям о красоте. Своими руками воспроизвести, воссоздать ее на радость другим — великое счастье. Нет, это не каждому дано. — Кобзин говорил горячо, и, диво, от его усталости не осталось никакого следа: голос взволнованный, и взволнованно блестят его глаза.

— Петр Алексеевич, а почему вы думаете, что это Надя, ну, словом, ее работа? — спросил Семен.

Кобзин стал раскуривать погасшую цигарку.

— А я хиромант, волшебство такое знаю, чтоб угадывать, — пошутил он. — Да тут и без колдовства все понятно. Ты же сам говорил, что Надя твоя невеста. Говорил? Ну вот.

Кобзин поднял голову и удивился — как-то своеобразно отнеслись к его словам: словно собравшись возразить, Надя раскрыла было рот, но, так и не промолвив ни слова, отвела глаза в сторону, а Семен напряженно смотрел на нее, ждал, что она скажет. Не дождавшись, начал старательно, раз за разом, потягивать самокрутку...

«Что-то произошло, не иначе, — подумал Кобзин. — Ничего, в молодости всякое бывает. И не стоит фиксировать внимания на их отношениях. Сами разберутся. Они хорошие ребята, без всяких вывертов. Прямые, чистые...»

— Ну, так вернемся к прерванному разговору. Расскажи, Надя, что у тебя там?

Надя поведала о бедственном положении, в котором оказалась детская столовая, об очередях, о том, что, если не поддержать жителей деповского поселка, случится большая беда, и так уже люди пухнут с голоду. А в Форштадте жизнь совсем другая, всякого продовольствия вдосталь. Спекулируют хлебом, обирают голодных.

— А еще есть разговоры — купцы хлеб припрятали.

— Я тоже слышал, — оживился Кобзин. — Но кто именно? Гаданье на кофейной гуще. Добраться бы до одного, а там доведет ниточка и до клубочка!

— Поговорите со Стрюковым, Петр Алексеевич, — неуверенно посоветовала Надя. — Человек он очень хитрый.

— Разговор со Стрюковым уже был, — нахмурившись, сказал Кобзин. — При первой встрече. Правда, не совсем официальный...

— Его надобно за глотку брать, — не выдержал Семен.

— Дотянуться до нее не трудно. Но у каждого человека глотка всего лишь одна, и без причины хвататься за нее не следует. А поговорить со Стрюковым все же придется... Для тебя, Надя, у меня есть приятная новость, сегодня ребята просматривали железнодорожные вагоны.

— У вокзала, да? — обрадованно вскрикнула Надя. — Там их видимо-невидимо стоит! Я с виадука глянула — конца-края нет! Не может же быть, чтобы все пустые. Решила вам сказать. Значит, опоздала, Петр Алексеевич?

— Не беда. Я сейчас оттуда и снова поеду. Вчера вечером начали осмотр. Нашли немало спекулянтского добра. Но самое главное — целый состав муки, да какой — пшеничной!

— Петр Алексеевич! Так ведь это же спасение! — в восторге Надя бросилась Кобзину на шею и крепко обняла его, потом засмущалась, потупилась.

Видя ее радость, Кобзин улыбнулся.

— Говоришь, спасение? Нет, Надя, коротенькая передышка. Капля в море. Мы решили три вагона передать тебе. Но вот что, Корнеева, в первую очередь выдели детскому приюту, часть возьми в свой пункт, а остальное раздай голодающим из деповского поселка. Только проследи, чтоб выдавали с разбором. Как думаешь, справишься?

— У меня столовка...

— Надо справиться. А раздавать муку — через столовку. В первую очередь тем, чьи дети питаются в ней. Поняла?

— Поняла, Петр Алексеевич.

— Тебе, конечно, и без того хватает дел. Нужна помощница. Кого посоветуешь? Есть на примете хорошая женщина из тех, что на пункте питания помогают?

— Есть. Любая подойдет. Возьму вдову одну из поселка. — И вспомнила Васильеву, рассказала о ней Кобзину.

— Я хорошо знал ее мужа. — Комиссар задумался. — Поговори с ней, и надо приступать к раздаче.

— А остальную муку куда? — поинтересовалась Надя.

— Куда? Нашлось место.

Ответ комиссара удивил Надю. Неужто секрет? Почему?