Семен отвернулся от Василия и снова заиграл на гармошке.

Но Василий не уходил. Он придвинул стул вплотную к Семену и, положив руки на колени, с завистью и восторгом следил за его пальцами, ловко бегавшими по клавишам. Наконец он не выдержал и, восторженно щелкнув языком, сказал:

— Гляжу я на тебя, Семен, удачливый ты. Право слово!

— Спасибочко! Низко кланяюсь! Чем это я такой удачливый? — буркнул Семен, не приостанавливая игры.

— Да всем! — все так же восторженно проговорил Василий. — Взять хотя бы эту самую гармошку! и не глядишь на нее, глазами куда-то в сторону пялишься, пальцы вроде бы сослепу тычутся туды-сюды, а гармонь ладно играет. Слова плохого не скажешь. Этак-то не каждый сможет. Верно!

— Я, брат, к музыке привязанность имею, — немного смягчившись, сказал Семен. — Ты, может, думаешь — гармонь пустое дело? Трень-брень, и все? Ошибаешься. Она, скажу тебе, душу требует. А без души и не суйся.

— К тому сказать, везет тебе, за что ни возьмись. Ей-богу! — постучав рукой в грудь, побожился Василий.

— Ты наскажешь.

— Так я чистую правду. Опять же и насчет Надьки...

— А что с ней? — взглянув на Василия, спросил Семен.

— Должно, поженитесь? — стараясь заглянуть Семену в глаза, сказал Василий, скорее утверждая, нежели пытаясь узнать истину.

— А-а-а... — неопределенно протянул Семен и, помолчав, добавил: — Должно. Все возможно.

— Вота! — воскликнул Василий, не скрывая зависти. — Я так и думал! Выходит, моя правда. Семен нахмурился.

— Нет, Васек, до правды ты не докопался. Она, брат, по всему похоже, разлуку мне сыграть собирается, — грустно улыбнувшись, сказал Семен и, подыгрывая на гармонике, тихонько запел:

Василий в изумлении раскрыл рот.

— Неуж правда?! — спросил он, не зная, принять ему слова Семена всерьез или же в шутку. — Побожись! Можешь?

Семен пожал плечами.

— Неверующий я. Ну для тебя, как для друга, можно: свят крест, правда.

Василий весь задергался, как в лихорадке.

— Эх ты, друг... — запричитал он. — Дык что же?.. Дык энто как же?.. Выходит, у нее кто-то другой наклюнулся?

— А ты-то чего так расстрадался? Рот закрой, а то муха влетит... Возьми да у самой и спроси.

Лицо Василия стало прямо-таки заговорщицким. Он наклонился к самому уху Семена и, давясь словами, забубнил:

— Слышь, Сень, может, энтот, а? Сергей? Как думаешь? Я не раз видел их вместе... Студент, он, видать, такой!

Семен решительно отстранил его рукой.

— Тебе, говоришь, видать? А мне нет! И какое наше с тобой собачье дело до всего этого? И вообще, что ты с ней пристал ко мне, как овечий клещ? А ну, вали отсюдова!

Василий опешил:

— Так я, Сень, ничего. Вроде как просто для разговору.

— Не нужен мне твой разговор! Понятно? Растрепался, как баба на базаре.

— А я просто так. Ну и сердитый же ты, Сень! Прямо и на хромой козе к тебе не подъедешь.

— И не подъедешь. Потому — не люблю я подъездов. Надумал чего спросить — давай напрямки. Без всяких подъездов.

В прихожую вошла Надя. Поздоровалась с обоими, поблагодарила Семена за коня — приехала в столовую вовремя, похвалила Орлика и спросила, здесь ли Петр Алексеевич.

— Ты к нему? Придется подождать. Уехал с отрядом. Человек пятьдесят с ним. Хлеб добывать двинулись.

— Когда вернется? Не знаешь?

— Обещал скоро быть.

— А мне его вот так надо, — Надя провела ладонью по горлу.

— Из Самары звонили. Тоже интересуются.

Василий недоверчиво взглянул на Семена.

— Неужто из Самары? — спросил он.

— Ничего особенного.

— Расстояние большое...

— Это, можно сказать, пустяк. На днях из самого Петрограда был звонок, а туда в десять раз дальше, — пояснил Семен.

— Даже и не верится!

— Твое дело. Ленин звонил. И с Петром Алексеевичем беседу имел, вроде как я с тобой.

— А это, стало быть, кто же такой? — спросил Василий. — Ленин-то?.. Я уже где-то слыхал об нем.

Не скрывая своего беспредельного возмущения, Семен укоризненно покачал головой.

— Видала такого типа? — обратился он к Наде. — Словно в лесу человек живет! — И к Василию: — Так ведь кто, по-твоему, всю эту революцию закрутил? Ленин! Понял?.. Кто самый главный у большевиков? Ленин! Понял?.. Кто всей Советской властью заправляет? Ленин! Понял?.. Словом, говорить можно много. Понял?

— Так что ж? Теперь-то вот и понял. — Василий обратился к Наде: — Больно сердитый Семен. Чего ни скажи — сразу закипит.