Шрифт:
— Вот видишь,— с сожалением сказал Егор,— а ты радоваться собрался.
— Я и не собирался радоваться.
— Стихи надо любить,— решительно закруглил Егор этот вялый разговор.— Слушай, какие стихи бывают.— И Егор прочитал — с пропуском, правда, потому что подзабыл,— стихи:
«...В снежную выбельЗамешалась звенящая жуть.Здравствуй ты, моя черная гибель,Я навстречу тебе выхожу.Город, город! Ты в схватке жестокойОкрестил нас как падаль и мразь.Стынет поле в тоске...» — какой-то...Тут подзабыл малость...
«...Телеграфными столбами давясь...»Тут опять забыл, дальше:
«...Ну, так что ж? Ведь нам не впервыеИ расшатываться и пропадать.Пусть для сердца тягуче колко,...Это песня звериных прав!.....Так охотники травят волка,Зажимая в тиски облав.Зверь припал... и из пасмурных недрКто-то спустит сейчас курки...Вдруг прыжок... и двуногого недругаРаздирают на части клыки.О, привет тебе, зверь мой любимый!Ты не даром даешься ножу.Как и ты — я, отвсюду гонимый,Средь железных врагов прохожу.Как и ты — я всегда наготове,И хоть слышу победный рожок,Но отпробует вражеской кровиМой последний, смертельный прыжок.И пускай я на рыхлую выбельУпаду и зароюсь в снегу...Все же песню отмщенья за гибельПропоют мне на том берегу».Егор, сам оглушенный силой слов, некоторое время сидел, стиснув зубы, глядел вперед... И была в его сосредоточенном далеком взгляде решимость, точно и сам он давно бросил прямой вызов тем каким-то — «на том берегу» — и не страшился. И сам Егор в эту отрешенную минуту являл собой силу нешуточную, дерзкую. Жизнь, как видно, нелегкая, не сломала его, а только отковала фигуру крепкую, угловатую.
— Как стихи?— спросил Егор.
— Хорошие стихи.
— Хорошие. Как стакан спирту дернул,— сказал Егор.— А ты говоришь: не люблю стихи. Молодой еще, надо всем интересоваться. Останови-ка... я своих подружек встретил.
Шофер не понял, каких он подружек встретил, но остановился. Егор вышел из машины... А был вокруг сплошной березовый лес. И такой это был чистый белый мир на черной еще земле, такое свечение!.. Егор прислонился к одной березке, огляделся кругом.
— Вот же, курва, что делается!— сказал он с тихим восторгом. Повернулся к березке, погладил ее ладонью.— Здорово! Ишь ты какая... Невеста какая. Жениха ждешь? Скоро уж, скоро.— Егор быстро вернулся к машине. Все теперь понятно. Нужен выход какой-нибудь. И скорее. Немедленно.
— Жми, Леша, на весь костыль. А то у меня сердце счас из груди выпрыгнет: надо что-то сделать. Ты спиртного с собой не возишь?
— Откуда!
— Ну, тогда рули. Сколько стоит твой музыкальный ящичек?
— Двести.
— Беру за триста. Он мне понравился.
В областном городе, на окраине, Егор остановил машину, не доезжая того дома, где должны были находиться свои люди.
Щедро расплатился с шофером, взял свой музыкальный ящичек и дворами — сложно — пошел «на хату».
«Малина» была в сборе.
Сидела приятная молодая женщина с гитарой... Сидел около телефона некий здоровый лоб, похожий на бульдога упорно смотрел на телефон... Сидели еще четыре девицы с голыми почти ногами... Ходил по комнате рослый молодой парень, временами поглядывал на телефон... Сидел в кресле Губошлеп с темными зубами, потягивал из фужера шампанское... Еще человек пять-шесть молодых парней сидели кто где — курили или просто так.
Комната была драная, гадкая. Синенькие какие-то обои, захватанные и тоже драные, совсем уж некстати напоминали цветом своим весеннее небо, и от этого вовсе нехорошо было в этом вонючем сокровенном мирке, тяжко. Про такие обиталища говорят, обижая зверей,— логово.
Все сидели в странном каком-то оцепенении. Время от времени поглядывали на телефон. Напряжение было во всем. Только скуластенькая молодая женщина чуть перебирала струны и негромко, странно-красиво пела (хрипловато, но очень душевно):
«Калина красная,Калина вызрела,Я у залеточкиХарактер вызнала. Характер вызнала,Характер, ой какой,Я не уважила,А он пошел к другой.А я...»Во входную дверь негромко постучали условным стуком. Все сидящие дернулись, как от вскрика.
— Цыть!— сказал Губошлеп. И весело посмотрел на всех.— Нервы,— еще сказал Губошлеп. И взглядом послал одного открыть дверь.
Пошел рослый парень.
— Чепочка,— сказал Губошлеп. И сунул руку в карман. И ждал.
Рослый парень, не скидывая дверной цепочки, приоткрыл дверь... И поспешно скинул цепочку. И оглянулся на всех... Дверь закрылась...
И вдруг там грянул марш. Егор пинком открыл дверь и вошел под марш. На него зашикали и повскакали с мест.