И Эдгар понял.

– Тебе не холодно? – спросил он очень осторожно, словно слова были сотворены из тончайшего хрусталя и могли разбиться о прутья ограды и с шорохом покатиться по тротуару.

Юдифь качнула головой.

– И не надо меня жалеть, милый Эдгар. Я действительно ничего не могу поделать, и ты ничего не можешь изменить, и поверь: так лучше. Гораздо лучше. Ведь бывают явления и вещи, которые изменить нельзя. И кто сказал тебе, что мне плохо? Разве мне может быть плохо?

– А мне? – прошептал Эдгар.

Юдифь подошла совсем близко, подняла к нему лицо, и в глазах ее распростерлось вечернее небо. Она легонько провела пальцами по его бровям и тут же отстранилась и оперлась на меч.

– Милый Эдгар, ведь я же всегда с тобой. Ведь правда? Сколько я уже с тобой?

– Пятнадцать лет.

– Больше, гораздо больше. И согласись, для этого совсем необязательно быть все время рядом, перед глазами. Ведь правда?

– Правда...

– И не надо меня жалеть, милый Эдгар. Ведь я не только там... Перед сном я придумываю себе миры на завтра, целые россыпи миров. Знаешь, есть миры серебряные и нежные, тронь – и зазвучат. Идешь, а вокруг звуки, звуки... И небо звучит, и вода, и деревья, и каждая травинка... Бывают миры розовые, пушистые, как облака. Я их особенно люблю, когда устану. Погружаешься в такой мир, как в перину, и словно растворяешься. А силы прибывают, прибывают, и чувствуешь, что крылья растут... Есть миры хрустальные, прозрачные, с четкими гранями. Это если решимости нужно набраться. А еще есть разноцветные, струящиеся. Прыгнешь в такой мир, окунешься с головой – и понесет тебя, завертит, закружит в разноцветных струях, и летишь, как на карусели, в водовороте без начала и конца... А еще люблю коктейль из моих миров делать. Намешаешь всего понемножку, вишенкой украсишь, и с разбегу – в самую глубину! Я ведь про кого угодно мир могу придумать. Хочешь, сегодня ночью придумаю про тебя? А тебе это все приснится.

– Придумай, Юдифь. А я придумаю про тебя.

– Хорошо, милый.

Она нежно смотрела ему в глаза, потом перевела взгляд на что-то, находящееся за его спиной, и Эдгар понял, что время истекло.

– Необходимые Вещи уже ждут, – изрек сзади знакомый хрипловатый голос.

Эдгару очень хотелось оглянуться и увидеть наконец обладателя этого голоса, но он знал, что это бесполезно. Он все-таки обернулся, просто из упрямства, – и, конечно, никого не увидел.

Посудите сами: ну как можно у в и д е т ь Хрипловатый, Но Не Лишенный Приятности Голос? С таким же успехом, наверное, с каким можно услышать ассиметричное, но не лишенное приятности лицо или обонять фиолетовый, но не лишенной приятности цвет.

– Ну вот, – сказала Юдифь. – Прогулка близится к концу. Я пойду через двор, а то неудобно по улице с таким вооружением. И бросить нельзя, понимаешь, милый?

– Понимаю. Я все-все понимаю. И очень счастлив, что все-все понимаю.

Юдифь опять приблизилась к нему, легко коснулась своими губами его губ и исчезла, скрылась в темноте за калиткой. Звякнул ее меч – и все стихло.

Нет, не все. Из окна второго этажа приглушенно стекала на тротуар электронная музыка, а к Эдгару приближались двое, из коих один шел твердо, поддерживая второго под локоть, а второй шел несколько расхлябанно, спотыкаясь о выбоины, и расслабленным голосом, с запинками, декламировал рифмованные слова.

– Холодной лаской дышит вышина, – декламировал расхлябанный. – Прозрачна даль. Торжест... торжественна, спокойна и ясна м-моя печаль. Моя печаль тиха и холодна, одна навек, без... бездонна, словно неба глубина, чиста, как снег. Всегда со мной, как возд... как воздух, как листва, как свет дневной, как шум дождя, как неба с-синева. Со мной, со мной...

Эдгар предусмотрительно остался в тени, и двое прошли мимо, причем первый негромко втолковывал второму:

– Ну хватит. Слышишь, ты, поэт-самоучка? В носу свербит от строчек твоих рифмованных. В-версификатор! Кончай с этим гнусным делом и займись лучше чем-нибудь полезным. Огород заведи. Опять же квартирой займись. Кафель там, моющиеся обои и всякое такое. Или книжки коллекционируй. Полные собрания. Сгреби все свои опусы и сдай в макулатуру – взамен что-нибудь толковое получишь.

Последнее предложение подействовало на расхлябанного несколько неожиданно. Он резко остановился, так что рассудительный выпустил его локоть, воздел руки к фонарю и с пафосом произнес:

– Пока был жив – творил, всю жизнь стремился к цели, вдали огнем сверкающей жемчужным, но без следа надежды улетели и все, чем жил, пока был жив, ни мне, ни вам не нужно. Так соберите все, что создал я, так соберите – стихи, рассказы, повести, романы – и на приемный пункт снесите – в обмен получите Дюма иль Мопассана...

Декламатор обессиленно уронил руки. Рассудительный воспользовался этим, обнял его за талию и повлек в глубины переулка, приговаривая:

– Вот это мне нравится! Вот это мне нравится! Мысль оч-чень хорошая. Это мне нравится!

Эдгар подождал, пока их голоса не стихли в отдалении, и пошел следом. Он, конечно, узнал в этой парочке Двойника и Похмельную Личность-Серого Человека и общаться с ними не имел особого желания. Он и так слишком часто с ними общался.

*

Переулок и не думал кончаться, уютно горели фонари, и над ними в направлении движения Эдгара неторопливо проследовал давешний НЛО с псевдо-Грузчиком на борту.

Эдгар одобрял путь постижения земной цивилизации, избранный нашими собратьями с 62-й звезды Лебедя. Никакая разведка сверху, сбоку или снизу не может дать того, что дает взгляд изнутри. Вторая голова маскируется, изготавливается копия земного паспорта с пропиской в данном населенном пункте, через соответствующие каналы пробивается место грузчика в магазине «Детский мир» – и можно, не привлекая ничьего внимания, спокойно наблюдать, сопоставлять, анализировать, делать выводы. Правда, существует опасность настолько вжиться в образ, что докатиться до продажи через служебный вход дефицитных товаров массового спроса, каковая продажа является деянием противозаконным.