Лас-Вегас, город, где закончился их долгий перелет, тоже выглядел мерзко, но, по крайней мере, там было на что посмотреть. Все здания разные — одно напоминает египетскую пирамиду, другое — римский дворец, и множество просто ни на что не похожих, которые казались порождением причудливых снов или фантазий; и вдобавок все такие громадные. Халид предпочел бы задержаться в Лас-Вегасе и сделать несколько набросков особо поразивших его зданий, чтобы надежнее сохранить их в памяти. Но Синди настояла, чтобы они покинули Лас-Вегас почти сразу же после прибытия и углубились в мрачную, жуткую пустыню, окружающую город.

Каким-то образом ей удалось устроить так, чтобы им выделили машину, на которой они должны были добраться до Лос-Анджелеса.

— Теперь тебя перебрасывают из лагеря в Лас-Вегасе в другой, находящийся в Барстоу, в Калифорнии,— объяснила она,— И мне поручено доставить тебя туда. Все совершенно легально, записи занесены в архив. У меня есть друг в Лейпциге, который знает, как проникнуть в компьютер Пришельцев. Он и сделал это для меня.

У машины был древний вид. Скорее всего, она осталась со времен еще до Завоевания.

Сиденья продавлены, серебристая краска в сотне мест осыпалась, обнажив ржавые пятна, и сама машина так сильно кренилась влево, что у Халида возникла мысль, не врежется ли она рамой в землю, когда тронется с места.

— Умеешь водить машину? — спросила Синди, когда они грузили в нее свой небольшой багаж.

— Нет.

— Ну конечно, откуда? Сколько лет тебе было, когда ты оказался в лагере?

— Почти тринадцать.

— И когда это произошло? Восемь, десять лет назад?

— Семь. Двадцать пятого декабря мне исполнится двадцать один.

— Рождественское дитя. Очень удачно. Все воспевают и празднуют твой день рождения. «Тихая ночь, свя-я-ятая ночь…»

— Да, очень удачно,— с горечью сказал он.— Все мои дни рождения были на редкость счастливыми. Мы собирались вокруг рождественской елки — мать, отец, братья, сестры и я — и пели рождественские песни, и дарили друг другу замечательные подарки.

— В самом деле?

— Ну… Несколько счастливых раз точно было.

— Постой-ка. Ты рассказывал в самолете, что твоя мать умерла при родах, отца ты никогда не знал и вырастила тебя бабушка.

— Да. И еще рассказывал, что я мусульманин.

Она засмеялась.

— Ты просто пытаешься выяснить, внимательно ли я слушала тебя.

— Нет. Я просто сказал первое, что пришло в голову.

— Ты душка, Халид, но очень, очень странный.

— Душка?

— Не обращай внимания. Просто такое выражение.

Она отперла дверцу машины и сделала знак, чтобы он залезал внутрь. Он уселся на левое сиденье — как всегда, когда ездил с Ричи — и, к своему удивлению, обнаружил прямо перед собой рулевое колесо. Халид точно помнил, что в машине Ричи оно было установлено с правой стороны.

— Американские машины отличаются от других,— объяснила Синди.— По крайней мере, ясно, что тебе приходилось сидеть в машине. Даже если ты не умеешь водить ее.

— Я водил иногда машину отца. По воскресеньям он возил меня в Стонхендж и другие места.

Она подозрительно посмотрела на него.

— Ты же сказал, что не знал своего отца.

— Я солгал.

— Ой-е-ей! Тебе нравится морочить людям голову, верно, Халид?

— Но в одном я сказал правду. В том, что я ненавидел его.

— За то, что он был квислингом? Это тоже правда?

— Он был квислингом, да, но для меня это не имело значения. Я ненавидел его за то, что он плохо обращался с Аиссой. И со мной тоже, иногда. Думаю, он обижал и мою мать. Сейчас, однако, все это неважно. Прошлое осталось далеко позади.

— Но я вижу, что оно не забыто.

Она вставила ключ зажигания и повернула его. Мотор затарахтел, закашлялся, на мгновение смолк, затарахтел снова и на этот раз ожил. Машина с шумом поехала по территории лагеря. На выезде Синди показала свой пропуск, охранник махнул рукой, и они выехали за ворота.

И почти сразу же оказались в пустыне.

Некоторое время оба молчали. Халид был слишком захвачен зрелищем открывшегося ему огромного пространства, а Синди полностью сосредоточилась на управлении машиной. Дорога была скверная, вся в выбоинах и ямах, и машина, сама по себе допотопная развалюха, непрерывно стонала и ворчала, немилосердно швыряя и подбрасывая их и время от времени издавая угрожающие звуки, как будто собиралась вот-вот взорваться. Халид перевел взгляд на Синди и увидел, как она сидит, кусая нижнюю губу, напряженно сгорбив плечи и изо всех сил вцепившись в рулевое колесо, чтобы удержать машину в пределах дорожного покрытия, не дать ей скатиться в безбрежные просторы пустыни.