Она рассказала и о происшедшем в Госсеберге, правда, умолчав о причинах, по которым выслеживала своего отца. Приехала она туда с целью его убить – как утверждал прокурор – или чтобы его образумить? С юридической точки зрения разница была огромной.

Когда Анника заговорила о ее бывшем опекуне, адвокате Нильсе Бьюрмане, Лисбет сделалась еще более немногословной. Она регулярно отвечала, что не убивала его и что это не входит в выдвинутое против нее обвинение.

А когда Анника коснулась ключевого момента во всей истории – роли доктора Петера Телеборьяна в событиях 1991 года, Лисбет окончательно замолчала.

«Это никуда не годится, – сделала вывод Анника. – Если Лисбет мне не доверяет, мы проиграем процесс. Мне необходимо поговорить с Микке».

*

Лисбет Саландер сидела на краю кровати и смотрела в окно, из которого ей был виден фасад по другую сторону автостоянки. Ее никто не беспокоил, и с тех пор, как Анника Джаннини встала и в порыве гнева захлопнула за собой дверь, она просидела неподвижно уже больше часа. Снова прорезалась головная боль, но не сильная и какая-то отдаленная, однако чувствовала она себя отвратительно.

Она разозлилась на Аннику Джаннини. С практической точки зрения Лисбет было ясно, зачем адвокат постоянно копается в деталях ее прошлого. Умом она понимала, для чего Аннике нужны абсолютно все факты, но ей совершенно не хотелось рассказывать о своих чувствах и действиях. Ее жизнь не должна никого касаться. Она не виновата в том, что ее отцом оказался патологический садист и душегуб. Она не виновата в том, что ее брат – профессиональный убийца. Слава богу, никому не известно, что он ее брат, иначе бы это тоже наверняка поставили ей в вину во время психиатрического обследования, которое рано или поздно будет проводиться. Она не убивала Дага Свенссона и Миа Бергман. И не она назначила себе опекуна, оказавшегося скотиной и насильником.

Тем не менее именно ее жизнь выворачивают наизнанку и ей приходится объясняться и просить прощения за то, что она себя защищала.

Ей хотелось, чтобы ее оставили в покое. В конце концов, главное быть в ладу с собой. Она не ждала, что кто-нибудь станет ей другом. Чертова Анника Джаннини, вероятно, стоит на ее стороне, но тут дружба носит профессиональный характер, поскольку та ее адвокат. Где-то еще имеется Чертов Калле Блумквист – Анника о брате особенно не распространялась, а Лисбет никогда о нем не спрашивала. Она не рассчитывала, что он станет особенно надрываться после того, как убийство Дага Свенссона раскроют и у него появится желаемый материал.

Ее интересовало, что думает о ней после всего произошедшего Драган Арманский.

Было любопытно, как расценивает ситуацию Хольгер Пальмгрен.

Анника Джаннини говорила, что они оба заняли место в ее углу ринга, но это ведь только слова. Они ничего не могут сделать, чтобы решить ее личные проблемы.

Она задумалась о том, какие чувства испытывает к ней Мириам By.

Задумалась над собственными чувствами по отношению к самой себе и пришла к выводу, что по большому счету собственная жизнь ей безразлична.

Внезапно ее одиночество нарушили – охранник вставил ключ в замок и впустил к ней доктора Андерса Юнассона.

– Добрый вечер, фрёкен Саландер. Как мы себя сегодня чувствуем?

– О'кей, – ответила она.

Он проверил ее журнал, чтобы убедиться в отсутствии высокой температуры. Лисбет привыкла к визитам, которые он наносил ей раза два в неделю, и из всех людей, занимавшихся ею и тыкавших в нее пальцами, только к нему она испытывала определенную долю доверия. Она ни разу не заметила, чтобы он на нее странно косился. Он заходил к ней в палату, немного с ней разговаривал и проверял, как себя чувствует ее тело. Не задавал вопросов о Рональде Нидермане или Александре Залаченко, не спрашивал, в своем ли она уме или почему полиция держит ее под замком. Его, похоже, интересовало лишь, как работают ее мышцы, как продвигается заживление раны мозга и как ее самочувствие в целом.

Кроме того, ему доводилось копаться у нее в мозгу в самом прямом, физическом смысле. А она считала, что к человеку, копавшемуся в твоем мозгу, надо относиться с уважением. К своему удивлению, она обнаружила, что воспринимает визиты Андерса Юнассона как приятные, несмотря на то что он ее щупал и анализировал кривые ее температуры.

– Ничего, если я в этом удостоверюсь?

Он провел обычный осмотр – посмотрел ее зрачки, послушал дыхание, измерил пульс и проверил РОЭ.

– Как мои дела?

– Дело явно идет на поправку, но надо больше заниматься гимнастикой. И ты расчесываешь корочку раны на голове – прекрати это делать.

Он сделал паузу.

– Можно задать тебе личный вопрос?

Она покосилась на него. Он дождался, чтобы она кивнула.

– Этот дракон… я не видел татуировку целиком, но понимаю, что она огромная и покрывает большую часть спины. Зачем ты ее себе сделала?

– Ты ее не видел?

Он вдруг улыбнулся.

– Я хочу сказать, что видел ее только мельком. Но когда ты находилась в моем обществе без одежды, я был целиком поглощен остановкой кровотечений, извлечением из тебя пуль и тому подобным.