– Бенсон исчез? – в изумлении воскликнул Ричард. – Что за страшные времена наступили после того, как я уехал из Рейнема!

– То-то и есть, мой дорогой. Медовый месяц – это Магометова минута или, скажем, ведро персидского царя [117] , о котором рассказывают: «Стоит опустить в него голову, как потом ты, вытащив ее из воды, узнаешь, что прошла целая жизнь». Словом, твой дядюшка Алджернон все еще ищет свою потерянную ногу, я бы даже сказал, вприпрыжку. У твоего дядюшки Гиппиаса появился новый, на редкость загадочный симптом; губительное влияние свадебного торта на нос. С тех пор как ты великодушно ему этот торт прислал, он, хоть и заявляет, что ни разу к нему не прикоснулся, обуреваем навязчивою мыслью, что нос его вырос до гигантских размеров, и, уверяю тебя, он проявляет поистине девическую робость в тех случаях, когда ему, например, надо протиснуться за ним в дверь [118] . Он жалуется на то, что нос его сделался ужасно тяжелым. Мне пришло в голову, что на носу у него восседает обернувшийся невидимкою Бенсон. Он то и дело в тревоге ощупывает его, а доктор – вместе с ним; боюсь только, что нос от этого меньше никак не станет. У «Пилигрима» сложилось по этому поводу новое изречение, гласящее, что Размер зависит от точки зрения.

– Бедный дядюшка Гиппиас! – воскликнул Ричард. – Удивительно, как это он не верит в колдовство. В мире сверхъестественного нет ничего, что могло бы соперничать с поразительными ощущениями, которые выпали на его долю. Боже милосердный! Подумать только, до чего можно дойти!

– Простите меня, пожалуйста, – вмешалась Люси, – но я не могу удержаться от смеха.

Мудрый юноша нашел, что смеется она очаровательно.

– «Пилигрим» того же мнения, что и ты, Ричард. Кого он только не предвосхитил! «Хроническое несварение является причиной несбыточных иллюзий», и он обвиняет века, когда люди верили в колдовство, в том, что у всех было расстроено пищеварение, потому уже, что стряпали тогда отвратительно. Вспомни, что говорит он и о том, что наш Век возвращается к темноте и невежеству в силу одолевающего нас несварения желудка. Вместилищем мудрости ему представляется как раз срединная часть нашего организма, миссис Ричард; вы теперь поймете, как я ценю вашу особую заботу в этом отношении о моей персоне.

Ричард взирал на это маленькое торжество Люси, приписывая все сказанное Адриеном ее красоте и обаянию. За последнее время этим ее качествам расточалось немало похвал, которые оставляли ее, однако, равнодушной, и то, что Адриен сумел оценить ее уменье как хозяйки дома, было молодой женщине гораздо приятнее, ибо она была достаточно проницательна, чтобы догадаться, что красота ее никакая не помощница ей в той борьбе, какую придется вести. Адриен продолжал разглагольствовать о неоспоримых достоинствах настоящей кулинарии, и ее вдруг резанула мысль: куда, куда она сунула подаренную миссис Берри поваренную книгу?

– Итак, больше никаких новостей у нас дома нет? – спросил Ричард.

– Нет? – переспросил Адриен. – Погоди-ка: а ты знаешь о том, что Клара выходит замуж? Не знаешь? Твоя тетка Хелин…

– Черт бы побрал мою тетку Хелин! Знал бы ты, какие нелепости она пишет… но бог с ней! Она выдает ее за Ралфа?

– Ты мне не дал договорить, дорогой мой. Твоя тетка Хелин – необыкновенная женщина. Это ведь не кто иной, как она, надоумил Пилигрима назвать женщину практичным животным. Ты же знаешь, что он всех нас изучает. «Котомка пилигрима» – это обобщенные портреты окружающих его родственников. Ну так вот, твоя тетка Хелин…

– Миссис Дорайя, ни на что не взирая!.. – рассмеялся Ричард.

– …потерпев неудачу в облюбованном ею замысле – называй его тоже, если тебе угодно, Системой, – вынашиваемом в течение последних десяти-пятнадцати лет относительно мисс Клары…

– Прелестная Волания!

– …наместо того чтобы негодовать, как то бывает с мужчиной, и вопрошать Провидение, и выворачивать себя и всех остальных наизнанку, и перевертывать весь мир вверх дном, как, по-твоему, поступает практичное животное? Ей хотелось выдать дочь замуж за одного человека, но ей это не удалось, и вот она незамедлительно решила выдать ее за другого, а коль скоро люди пожилые особенно податливы на такого рода сделки с практическими животными, то она остановила свой выбор на одном таком индивиде; это старый холостяк, богатый старик, а сейчас к тому же еще и старик, захваченный в плен. Венчание состоится примерно через неделю. Уверен, что через день-два ты получишь приглашение.

– И эта холодная, ледяная, эта несчастная Клара согласилась выйти замуж за старика! – простонал Ричард. – Я поеду в город и непременно этому помешаю.

Ричард вскочил и принялся расхаживать взад и вперед по комнате. Потом он вспомнил, что пора уже на яхту, готовиться к гонкам.

– Я ухожу, – сказал он. – Адриен, ты ее проводишь. Она отправится на «Императрицу», яхту, принадлежащую Маунтфокону. Он все возглавляет. Яхточка-шхуна, до чего же она хороша! Когда-нибудь я и сам заведу себе такую. Прощай, милая! – шепнул он Люси, все еще продолжая глядеть на нее, а она на него, стараясь как-то вознаградить себя за то, что их лишили бесценного поцелуя. Однако она тут же от него отвернулась, меж тем как он все еще продолжал держать ее руку. Адриен хранил молчание: брови его были вздернуты, а рот искривлен гримасой.

– Так вы сейчас пускаетесь в путь? – наконец произнес он.

– Да, мы доплывем только до Святой Елены [119] . Раз, два и готово.

– Что же, ты, выходит, не хочешь пощадить завтрака, который мой организм только что принял, дитя мое?

– К черту твой организм! Надевай шляпу и пойдем с нами. Я отвезу тебя на шхуну на моей яхте.

– Ричард! Я уже уплатил штраф, причитающийся тем, кого приговорили ехать на остров. Я дойду с вами до берега, а потом встречу вас, когда вы будете возвращаться, и выслушаю рассказ Тритонов; но хоть я и лишаюсь этим удовольствия находиться в обществе миссис Ричард, я все равно останусь на суше.

– Ну конечно же, мистер Харли! – Люси вырвала свою руку у мужа. – И если вы позволите, я останусь с вами. Мне совсем не хочется быть с этими людьми, а увидеть все мы сможем и с берега. Милый мой! Не хочется мне ехать. Ты не будешь настаивать? Конечно, если ты непременно этого хочешь, то я поеду, но мне так хотелось бы остаться. – Мольба ее передалась всем ее движениям и взгляду, дабы смягчить недовольство мужа, которое она уже начинала замечать.

Адриен стал было возражать, говоря, что лучше будет, если она поедет; что он найдет, чем себя занять в ожидании их возвращения; но у прелестной женщины были свои планы, и она добилась того, что ей разрешили остаться, несмотря на то, что это, как уверял Ричард, огорчит лорда Маунтфокона, и несмотря на то, что она рисковала обидеть своего любимого – что она понимала сама. Ричард недовольно фыркнул и с презрением посмотрел на Адриена. Сдавался он с неохотой.