Шрифт:
«Он все знает», – подумал Ричард и сразу же отдалился на много миль от отца и окружил высокими стенами и себя, и свою любовь.
Пообедав, Ричард торопливо взглянул на часы и с деланным оживлением сказал:
– Если мы сейчас выйдем, сэр, то я как раз попаду на поезд. Может быть, вы проводите меня до станции?
Баронет ничего не ответил.
Ричард собирался повторить свой вопрос, но встретил такой многозначительный взгляд отца, что заколебался, и, взяв в руки пустой бокал, стал его крутить.
– Надо будет, пожалуй, выпить еще немного бордо, – сказал баронет.
Вино было принесено, они снова остались вдвоем. Баронет придвинулся тогда совсем близко к сыну и начал так:
– Я не знаю, что ты мог передумать обо мне, Ричард, за все те годы, что мы провели с тобой вместе; должен тебе сказать, я никогда не спешил открыться перед тобой; и если бы мне случилось умереть, не успев завершить предпринятое мною дело, я бы не был огорчен тем, что половину награды за все труды потерял, оттого что не услышал из твоих уст слов благодарности. Впрочем, может быть, я и никогда об этом не пожалею. За все, что человек делает, кроме поступков, совершаемых из эгоистических побуждений, жизнь его неизменно вознаграждает. Для меня будет радостью, если ты добьешься успеха.
Он перевел дыхание и продолжал:
– В детстве ты перенес тяжелую утрату, – тут лица обоих, отца и сына, одновременно залились краской. – Для того чтобы все обернулось тебе на пользу, я решил расстаться со светом и посвятить себя всецело твоему благополучию; и, думается, отнюдь не тщеславие побуждает меня сейчас признать, что сын мой, которого я воспитал, являет собой одно из самых близких к совершенству творений господа. Но именно по этой причине тебя подстерегают самые великие искушения и самые глубокие провалы. Помни, что дорога в ад проложена первым из ангелов [56] .
56
Согласна христианской мифологии, до своего бунта против бога сатана был ангелом высшего чина.
Он снова замолчал. Ричард взял в руки часы.
– В жилах Феверелов, сын мой, течет совсем особая кровь. Мы очень легко терпим крушение. Пусть это покажется тебе суеверием, я не могу не думать о том, что на нашу долю достаются испытания, которые неведомы большинству людей. Примеров тому немало. А в тебе, сын мой, соединились две крови. Чувства твои неистовы. Ты уже успел узнать, что такое месть. На собственном, хоть и небольшом опыте ты увидел, что из-за фунта мяса проливаются реки крови [57] . Но сейчас в тебе взыграли другие силы. Ты поднимаешься в жизни на высокое плоскогорье, где подобия битв сменяются битвами настоящими. И ты приходишь к ним, наделенный в равной степени и созидательной, и разрушительной силой. – Он задумался, готовясь возвестить нечто весьма значительное: – На свете существуют женщины, сын мой!
57
Эта продолжаемая и далее (с. 198) метафора, характеризующая жестокость Ричарда, который в своей неумолимой свирепости подверг Бенсона более тяжелому наказанию, чем тот заслуживал, восходит к сюжетной коллизии комедии Шекспира «Венецианский купец».
Сердце молодого человека уже неслось вскачь назад, в Рейнем.
– Встреча с ними всегда является для человека серьезною пробой. Стоит тебе узнать их, и жизнь начинает казаться тебе либо сплошною насмешкой, либо, как то бывает с иными, – верхом блаженства. Женщины – это испытание, через которое мы все проходим. Любовь к тому или иному человеческому существу неизбежно является испытанием, все равно, любим мы их или нет.
Молодой человек услыхал свисток паровоза. Взору его предстал освещенный луною лес и там его любимая. Он с трудом заставил себя сдержаться и слушать.
– Я верю, – в словах баронета что-то не слышалось той окрыленности, с какою говорят, когда верят, – я верю, что на свете есть хорошие женщины.
О, если бы только он знал Люси!
– Однако, – тут баронет пристально посмотрел на Ричарда, – только очень немногим дано встретить их на пороге жизни. Скажу даже больше: этого не дано никому. Мы находим их ценою упорных усилий, и чаще всего, когда нам удается найти ту единственную, что нам нужна, оказывается, что безрассудство наше успело исковеркать нам жизнь и изменить уже ничего нельзя. Ибо в процессе познания жизни женщины – это не цель, а только средство. В юности нашей мы видим в них цель всего, и множество мужчин, даже таких, которых нельзя назвать молодыми и которым это тем более непростительно, выбирают себе спутницу жизни – или еще того хуже – исходя только из этого. Я убежден, что женщины наказывают нас за то, что мы так и не умеем распознавать их сущность и назначение. Они наказывают общество.
Баронет приложил руку ко лбу, меж тем как мысли его двинулись дальше – от поступков к их последствиям.
«Самый прилежный наш ученик не узнает так много, как узнает добросовестный учитель», – гласила «Котомка пилигрима». И сэр Остин, стараясь приучить себя говорить о женщинах сдержанно, начинал понемногу заглядывать в то, как дело представляется другой стороне.
Хладнокровие завело разговор о любви с горячей кровью.
Холодная кровь рассуждала:
– Это чувство, предусмотренное природой, зрелый плод нашей живой сути.
Горячая кровь кипела:
– Это блаженство! Только ради этого мы и живем на свете!
Холодная кровь рассуждала:
– Это лихорадка; она испытывает нашу натуру и очень часто кончается для нас гибелью.
Горячая кровь кипела:
– Куда бы она ни вела, я все равно иду за нею.
Холодная кровь рассуждала:
– Это слово, которое мужчины и женщины употребляют, чтобы облагородить свою плотскую страсть.
Горячая кровь кипела:
– Это поклонение, это вера, это сама жизнь!