— Что ты несешь? — закричала, затопала ногами Кристина. Ей показалось, что если она сейчас не остановит своего любимого, то через минуту начнет ему поддакивать, кивать головой: дескать, понимаю, верю, не сомневаюсь… Уж лучше в петлю, чем в такое… соглашательство.

Псевдо-Вениамин вдруг замолчал, громко икнул, скользнул по ней взглядом, чему-то усмехнулся. Потом вскочил с кровати, протиснулся мимо заплаканной Кристины и, крадучись, выскользнул из палаты. Она не пыталась его остановить. Зачем?

Две бутылки боржоми были опростаны в считанные секунды. Смачно отрыгнув, Савелий уронил голову на стол:

— Кто бы знал, как паршиво мне сейчас! Никого не хочу видеть, пошли все отсюда! Вон! — промычал он и ударил кулаком по столу так, что одна из бутылок упала и покатилась.

Едва успев подхватить ее, Ольга уселась на табурет рядом с сыном. Подобные состояния у Савелия случались часто, он называл это — «раскумариваться». В такие дни он ничего не ел, много пил и злился на всех и вся.

— Может, поспишь, Савушка?

Сын медленно поднял на нее водянистые, с красными прожилками, глаза. Она уже знала, что резкие движения причиняют ему невыносимую боль.

— Сколько раз тебе можно говорить: бессонница у меня. И ночью, и днем — сна нету. — Он с силой начал колотить головой по полировке стола: — Не-ту, не-ту, не-ту.

— Савушка, опомнись! — закричала Ольга, всплеснув руками. — Что ты делаешь? Господи! Отец сейчас должен прийти…

Заикнувшись о муже, она тотчас пожалела о сказанном. В последние дни между отцом и сыном Изместьевыми словно черная кошка пробежала: оба друг друга на дух не переносили. Не зная причины этой ненависти, Ольга чувствовала себя этаким буфером: если бы не она, они давно бы сожрали друг друга.

И сейчас, услышав про отца, Савелий весь напрягся:

— Думаешь, патрубок заявится, мне полегчает? — он на секунду зажмурился, словно пережидая приступ мучительной колики. — Святая простота, ма… Это для своих… страждущих больных он, ля, спасительная помощь. Лично для меня он — что тряпка красная для быка, почти убитого, кстати. Терпеть не могу, ненавижу… Мразь!

— Да когда ж это кончится? — сквозь слезы простонала Ольга.

— Никогда, — твердо заключил Савелий. Его лиловые щеки затряслись, кадык на худой шее задергался. Ольга знала, что ничего хорошего это не предвещает.

Звук открываемой двери прервал начинавшийся приступ, оба на секунду замерли. Савелий опомнился первым: ткнув указательным пальцем в потолок, округлил глаза:

— Помяни черта, он тут как тут, сам пожаловал! Попс! Не прошло и минуты, как мы о нем вспоминали. Это ли не счастье! А мы не ценим, близорукие, блин!

— Что он тебе сделал плохого? — всхлипывая, поинтересовалась мать.

— Почему обязательно мне? — искренне удивился Савелий. Ольге показалось, что дрожь на секунду отпустила его. — Только не надо делать вид, что ты впервые слышишь это! Почему я не могу его ненавидеть из-за тебя?! Он тебя вокруг пальца водит, двуликий анус, ля! Только ты делаешь вид, что все о'кей, а я не намерен ему прощать его закидоны. У меня все это знаешь где застряло?

— Замолчи немедленно! — Ольга испугалась не на шутку. Столько подробностей сразу она бы не вынесла. — Я умоляю тебя!

— Пусть продолжает, мать, — послышалось из прихожей. — Не сдерживай порыв. Мне самому интересно. Продолжай, Савел, я слушаю.

Ольга схватилась за голову, предчувствуя приближающийся, словно цунами, скандал. Аркадий медленно шагнул на кухню, перекрыв пути для отступления и жене, и сыну, как бы подчеркивая, что час пробил и пора ставить вопрос ребром. Савелий отрешенно улыбался, сидя на табурете.

— Такого удовольствия я тебе не собираюсь доставлять, — причмокивая, прохрипел он. — Перебьешься на изжоге. Как-нибудь в следующий раз, ма… Скучно с вами, как в краеведческом музее, честное слово. Тягомотина одна. Никакого разнообразия.

Едва не потеряв равновесие, он протиснулся мимо родителя.

— Вот так, мать, — натянуто улыбаясь, Изместьев-старший прошел к окну, открыл створки. — Не заметили, как стали музейными экспонатами. Скучно с нами! В утиль скоро сдадут. Савушка то, Савушка се… Прими слабительное, Савушка. Сколько можно с ним сюсюкаться?

Сын тем временем медленно двигался к себе в комнату. У самых дверей он задержался, какое-то время размышлял, говорить или нет, потом махнул рукой и исчез у себя в комнате. Ольга сидела, уронив голову на руки, ее плечи изредка вздрагивали.

— Можно подумать, это ты с ним сюсюкаешься, — кое-как разобрал Аркадий приглушенный голос жены. — Ты давно отошел от семейных проблем. Они тебя не касаются. Нечего из себя благодетеля разыгрывать. Ты сына никогда не любил. Как будто он не твой вовсе, а так… нагулянный.