Девушка отчего-то смутилась, посмотрела на Аркадия исподлобья:

— Вы врач «скорой помощи»? — дождавшись кивка собеседника, она нерешительно поднялась и направилась к массивной двери, за которой должна была находиться председатель правления банка. — Сейчас я постараюсь сделать что-нибудь для вас. Ваши коллеги спасли моего отца от смерти.

Смутившись, Изместьев не нашелся, что ответить. Через минуту он стоял перед огромным столом, за которым слегка покачивалась в кресле его бывшая одноклассница.

— Мне казалось, мы обо всем поговорили, и к сказанному добавить нечего. — Крутя в пальцах длинную тонкую сигарету, Аленевская смотрела мимо Изместьева, куда-то в сторону окна. Ярко-зеленый пиджак очень шел к ее глазам. — Я не люблю, когда меня не понимают с первого раза. Не отнимай больше у меня время. У меня своих проблем хватает.

— Прости меня, пожалуйста, — кое-как выдавил он из себя. — Я был… молокососом, несмышленым салагой, но… не всю же жизнь мне за эту глупость расплачиваться.

— Не пытайся меня разжалобить, сейчас это не имеет никакого значения, Изместьев. — Банкирша потерла виски указательными пальцами и достала сотовый телефон. — Какая разница, кем ты был: салагой, молокососом? Не важно! Кстати, Люси хотела тебя видеть, я ей позвоню. Ты помнишь, я тебе про нее рассказывала.

— Не говори глупостей, меня не интересует она. Я не могу без тебя… Я только что это понял. Ну хочешь, я перед тобой на колени встану? Я тебя очень люблю, Жан! Пусть я недавно это понял, когда тебя увидел.

— Ты что несешь, Изместьев? Будь мужиком. — Отложив в сторону сотовый, Жанна встряхнула головой, словно это у нее, а не у него случилось помрачнение сознания. — Я навела справки, у тебя жена и сын, ты что городишь?

— Ты… наводила справки?! Значит, ты мной интересуешься. Только одно слово, и я… — он вдруг споткнулся на таком простом, многократно проговариваемом про себя слове. — Раз… разведусь. Только головой кивни. Я люблю тебя… страстно, огненно. Я к-клянусь тебе…

Он лепил и лепил одно слово за другим, не особо задумываясь над смыслом произнесенного. Главное — чувствовать основное направление монолога и ловить момент, которого может больше не выпасть. Внутри все клокотало, не давая остановиться.

Когда на ее лице мелькнуло что-то среднее между брезгливостью и жалостью, у Аркадия в горле застряли все звуки, он споткнулся и начал мямлить. Словно над рекой мгновенно рассеялся туман и со всей отчетливостью проступило: сегодня клева не будет.

Он не помнил, как очутился на улице. Очнулся, едва не угодив под маршрутное такси. Злость на банкиршу, на самого себя переполняла, выплескивалась наружу. Опять, как и двадцать лет назад, в ночь выпускного бала, Жанна оказалась свидетельницей его позора.

Ниже того уровня, которого ему довелось «достичь» только что, он еще не опускался. Дешевка! Тряпка! Слизняк! Каких-то полчаса назад ему казалось, что пробить стену недопонимания, смахнуть налет искусственности, какой-то нарочитой холодности с поведения банкирши — просто. Заставить Жанну вновь стать прежней — элементарно.

Об него вытерли ноги. Кто его толкал в спину? Зачем он сунулся в этот банк?

Как выразился Савелий: «не твоего стойла эта телуха!» Вот! Сынок прав, как никогда: рылом ты для нее не вышел, док! Живи как живешь и не рыпайся. Каждому свое.

Но стоило ему лишь подумать о том, что все могло сложиться иначе, не наделай он столько глупостей в юности, как хотелось взвыть на луну, разорвать на груди рубашку и саму кожу, только бы вырваться из опостылевшей реальности.

Если бы кто-то отмотал назад, словно кинопленку, эти двадцать лет. Стер из памяти все ненужное, что напластовалось за это время. Уж он бы ни за что не упустил свое. Ни за что!

Казалось бы, чего там хорошего: начало перестройки, трезвость, пустые прилавки, талоны, тотальный дефицит, очереди по всему Союзу… И Горбачев с супругой в телевизоре… А вот тянет его туда, тянет, и все тут.

Аркадий вдруг поймал себя на том, что движется в сторону эндокринологической клиники, куда отвез неделю назад Пришельца. Хорошенькое дело! Поверил, что ли? Купился на сладкие сказки о загробной жизни? Как тебя, Ильич, зацепил этот припадочный, а? Аж на подсознательном уровне: тянет, и все тут! Хоть тресни.

Неожиданно его подрезала черная как смоль «тойота камри», за рулем которой восседала очкастая блондинка. Уж не ее ли имела в виду банкирша, предлагая доктору заняться подругой, у которой недавно подстрелили бой-френда.