— Честно? — рассмеялся Изместьев женскими губами. — Нет. Я наоборот, надышаться им не могу. Этим бальзамом моей юности.

— Недавно похоронили Андропова. Новый генсек тоже на ладан дышит, — продолжал рыжий «на автомате». — Вояка Устинов увяз в Афганистане… Хотя, нет. В Афганистане увязли наши ребята, а министр обороны Устинов нежится в Москве, — люди ропщут, уже не оглядываясь на «стукачей».

— В общем, вы правы, но… — согласился Изместьев. — Но я тут не за этим. — Изместьев уже вскочил, не желая дальше продолжать разговор, но рыжий преградил ему дорогу:

— Наш «ограниченный контингент», похоже, воюет там сам за себя. Одна бессмыслица нагромождается на другую: зачем-то ввели зенитно-ракетную бригаду. Опомнились, начали выводить — опять бестолковщина: в тоннеле 16 солдат задохнулись от выхлопных газов собственной техники. Боюсь, скрыть это уже не удастся.

— Да вы антикоммунист! — диагностировала колхозница.

— Привык, знаете ли, называть вещи своими именами, — ответил рыжий, быстро надел очки и затерялся в толпе граждан.

Хлеб по 20 копеек, молоко по 28, водка 3 р. 62 к. Родная «русская», «столичная» и «пшеничная». Советский Союз, Совок, который доктор потерял вместе со всеми навсегда.

Вот он, последний год «застоя». Все нарывы созрели, вот-вот порвутся. В моде словечки: «левак» — шабашник; «шабашка» — левая работа; «халтура» — плохо сделанная работа; «халтурка» — шабашка, которую можно сделать плохо.

Так ходил бы и смотрел по сторонам, пока не пришлось столкнуться с одноклассниками, которые, естественно, не могли узнать в образе деревенской невзрачной бабенки его, Изместьева. Серега Пичкалев, Вадян Алгозин, Леха Исаков. Куда-то спешили с дипломатами, руками размахивали. По чистой случайности в толпе одноклассников не было его самого образца 84-го года. Это был не то, что конфуз… Отрезвляющий удар ностальгии ниже пояса — так точнее.

Седой, с жидкой клиновидной бородкой гинеколог был немало удивлен и польщен визитом на осмотр деревенской плоскогрудой барышни. Будучи подчеркнуто вежливым и чересчур словоохотливым, выдал кучу рекомендаций и советов, как ухаживать за сосками, как избежать мастита. И даже вопрос, в каком году тот закончил мединститут ничуть не показался ему подозрительным. Дедушка посетовал на то, что пациенток у него бывает мало, поскольку девушки страдают ложными комплексами и предпочитают ходить к гинекологам — женщинам.

На что Изместьев заверил, что отныне будет наблюдаться только у него. О том, что он пережил во время осмотра небольшой шок, что ничего подобного в жизни не испытывал, Аркадий предусмотрительно умолчал. К своему мужскому стыду, к сорока годам сам доктор ни разу как пациент у уролога не был, хотя неоднократно рекомендовал пациентам-мужчинам после тридцати посетить данного специалиста.

На обратном пути у Изместьева был огромный соблазн завернуть в свой родной двор, но санитарка начала подозрительно присматриваться к странноватой родильнице, и визит к «родственникам» пришлось отложить.

Дальше — кормление, капельницы, пара уколов, гигиенические процедуры, ужин. Все по расписанию.

Вечером Акулина Доскина удивила всех повторно. Она была единственная, кто согласился помочь медсестрам в оформлении красного уголка к революционному празднику. Красные ленточки, портреты членов ЦК и лично товарища Черненко никто до Акулины не вырезал так аккуратно и со слезами на глазах. На вопрос «Что ж ты плачешь, глупая?» родильница огорошила всех присутствующих: «Он помрет скоро, жалко!» Минута глобального шока, последовавшая за этими словами, была такой зловещей, что у Изместьева зазвенело в ушах.

— Девочка, — послышалось неожиданно из предродовой палаты. — Да за такие слова можно угодить в места не столь отдаленные.

— Я знаю это лучше вас, господа… — констатировал доктор из будущего, слегка смутившись: — пардон, товарищи. Поэтому и не стесняюсь в выражениях. А, может, я хочу в тюрьму…

Из предродовой послышалось шуршание, кряхтение, и через минуту оттуда выползла преклонных лет дама.

— Кто здесь смеет порочить членов ЦК? Тюрьму я могу быстро устроить. Небо в алмазах, камера два на три…

Идейная дама оказалась отнюдь не в одиночестве. Вскоре рядом с ней нарисовалась совсем молодая курносая женщина в роговых очках. Акулине показалось, что даже ее застиранный халат выглядит весьма идейно.

— Лично я всем, что имею в жизни, чего достигла, обязана… Великому Октябрю. Именно он открыл мне дорогу к знаниям, — затараторила «марксистка», словно рапортуя съезду партии о достижениях своей партячейки. — Разве могла бы я, девочка из глубинки, стать членом райкома, если бы не завоевания революции?