– Пусть, – сказал он. – Мне этого хватит на всю оставшуюся жизнь!

Однако прошел день, прошел вечер, и я вдруг почувствовала, что не прочь повторить наш вчерашний опыт в более комфортных условиях. И сказала Башмакову об этом. Он чуть не заплакал от восторга. Я слышала, как он два часа плескался в ванной – зная о моей аллергии и стремясь смыть с себя всё человеческое. Потом он сдобрился одеколоном, а я приняла свои обычные антиаллергенные таблетки.

...В общем, Володечка, это была очередная странность на Highway vjtq ;bpyb? Rjulf z gjnthzkf rjynhjkm yfl cj,jq b cdjbvb xedcndfvb/ 76

Ничего не было оригинального и завлекающего в Башмакове. О внешности не стоит и говорить. Талант? Смешно. Я сама его продвинула, но я понимала ему настоящую цену. Человеческие качества? Да, он был добрым, вежливым, скромным, тихим, но это не имеет отношения к тому, что я испытывала. Может быть, он был искусный любовник? Отнюдь. Короче говоря, в нем не имелось ничего хорошего, но это были дни, когда я с удивлением чувствовала, что меня всё устраивает. Я училась, готовилась к конкурсу, была очень занята, но к вечеру старалась неизменно вернуться домой. И еще за полчаса до встречи я чувствовала наперекор себе, как всё мое женское естество стремится к неказистому, неумелому и, если уж говорить откровенно, неидеально пахнущему, несмотря на душ и одеколоны, телу Башмакова.

Я решила не рушить себе голову этой загадкой, полагаясь на жизнь, которая сама всё расставит по местам. Как говаривали мудрые хохландцы: «Не мучать над завданням, якщо відповідь є в кінці підручника, а якщо його немає, подумай, чи так він тобі потрібен», то есть – «Не мучайся над задачей, если ответ есть в конце учебника, а если его нет, подумай, так ли он тебе нужен». Что, правда, не помешало им совершить ошибку и заключить в 2019 году военнополитический союз с Албанией, Великой Объединенной Румынией, Турцией и Арменией против России, причем сгоряча Украина не заметила, что Турция и Армения находились в состоянии пограничной войны 77 .

Так уже было, Володечка: в конце двадцатых, когда ты связался с Сreation-Destroy 78 и пропадал на дни, на целые недели, я металась, не находила в себе места, но одновременно чувствовала себя готовой к любому действию, была, как ни странно, почти оптимистичной. И наоборот, когда в середине тридцатых ты поехал, уже вполне респектабельный, знающий, что тебе нужно, на полугодовой семинар соларо-энергетиков, я не находила себе места, постоянно тебе звонила и ждала твоих звонков, будто вы находились в жерле вулкана, а не на вполне благоустроенной, курортной, самой мирной на земле палестинской территории. Такова извечная суть человека: с доисторических времен для него экстремальное есть нормальное, а нормальное – подозрительно. И даже губительно, как считали ваши лидеры-дистроевцы.

Возможно, время, которое я прожила с Башмаковым, было самое спокойное в моей жизни, но именно тогда мне было почему-то тревожно, страшно, неуютно. У меня были какие-то предчувствия – и они оправдались.

Башмаков не бросил рисование. Но если раньше он всё делал чистосердечно, наивно, от души, то теперь не мог без смеха смотреть на свои творения, будто отношения со мной его переделали настолько, что даже изменили эстетическое отношение к действительности и собственному искусству. Но спрос на его картины был, поэтому он начал прикалываться, он рисовал их левой ногой, только не подумай, Володечка, это не буквально, это метафора – то есть в то время была метафора, а в тридцатые годы самые модные картины были именно у ножных художников. Как ни странно, картины стали получаться живее, с оригинальной палитрой, с некоторым юмором – но тут же упал спрос. Марат Гельман объяснил Башмакову: постмодерн надоел, сейчас вовсю

79 только натуральное. Наив – натуральный. Дебилизм – натуральный. Натурализм – натуральный. А эти подделки всем уже надоели.

И, надо сказать, Константин Константин ничуть не огорчился. Деньги у него и так были, да еще была я, в славе он не нуждался, гениальным художником перестал мечтать стать (да никогда особо и не мечтал), зато появилась у него страсть вывозить меня повсюду и горделиво посматривать по сторонам. Раньше сидел дома, а теперь его поманило на люди, захотелось мной похвастаться. И простодушно радовался, глядя, с каким восхищением на меня все смотрят. Но потом вдруг в один момент помрачнел, увез меня домой и буквально запер. Я лишилась иметь возможность даже поехать на занятия. Решила поговорить с Константином Константином серьезно. А он стал вдруг сразу же грубить, говорить нелепые вещи, что я стремлюсь на волю, чтобы найти кого-то другого, что я только и делаю, что думаю об этом – то есть чтобы сменить его на другого. Я оскорбилась и сказала, что с этой минуты прекращаю с ним отношения. Он закричал, что я не имею права и что он мне платит. Я оскорбилась еще больше и пошла из дома, уверенная, что ничем он меня не остановит. Но Башмаков забежал вперед, упал на колени и стал просить прощения. Сказал, что с завтрашнего дня все будет по-прежнему, а сегодня он просит одну только ночь переночевать с ним – так, как было в последнее время, то есть с контактом.

И мне опять жалко его стало, опять он мне показался неожиданно близким, уже каким-то природненным, будто муж, которому прощаешь многое, за ту сожитность, содушность и сокровность, которая вас объединяет.

Он был очень нежен в эту ночь, ласкался ко мне, двадцатилетней, как малыш к маме, хотя был в два с лишним раза старше меня.

А утром я обнаружила то, что, как выяснилось, он задумал намного раньше. Константин давно решил умереть, но почему-то не хотел, чтобы я видела его мертвым. Заранее заказал металлический гроб. И ночью принял сильный яд, от которого быстро умирают, выволок гроб из тайника, где он хранился, лег в него, закрылся крышкой и заперся изнутри.

Я позвонила куда следует, приехало множество людей. Долго решали, вскрывать гроб или нет. В бумаге, которая лежала сверху и являлась завещанием, кроме всего прочего была просьба не вскрывать, а похоронить как есть, поставив памятник из белого мрамора с надписью «Умер от счастья».

Родерика, которой – единственной – я рассказывала это, не верит мне. У нас с ней, Володечка, сложные отношения. Мне не нравится, что она постоянно врет, да еще и забывает, о чем врет. То она президентская жена, то дочь мегалоруса, чего при ее ста восьми годах быть не может – мегалорусы появились только в сороковых годах. То она актриса воздушного аниме, то участница мираж-шоу, в общем – всё исключительно масштабное, из разряда событий, которые я бы помнила. И я их помню, но не помню Родерику. Она в свою очередь говорит мне, что я рассказываю какие-то фантастические истории. Особенно злится, когда упоминаю вот это вот – надпись на памятнике: «Умер от счастья». Говорит, что представить не может, чтобы человек придумал себе такую смерть, если он конечно не абсурдяк 80 .