Боль в боку была, но какая-то поверхностная, как при заживающем порезе, который ненароком задел. Мне даже хотелось потянуться, но я лежал под одеялами и не стал этого делать. Вместо этого я повернул голову.

Справа от меня, скорчившись и положив голову на руки, скрещенные на коленях, сидела Танюшка. Я слышал её затруднённое дыхание, а потом заметил — или это отсветы костра так пошутили? — круги возле глаз, какие бывают от усталости и недосыпа. Как пишут в старых романах — сердце моё дрогнуло от нежности (правда!) и я хотел её окликнуть, но не успел — чья-то ладонь легла мне на губы, и я увидел над собой улыбающуюся физиономию Сергея под спутанными лохмами светлых волос, с белозубой и радостной улыбкой.

— Очнулся? — прошептал он. — Привет… Не трогай её. Мы-то меняемся, а она около тебя днюет и ночует, не отгонишь… Попить, что ли?

Хорошо помню, что я спросил. Меня это почему-то так волновало в тот момент, что все остальные мысли выскочили из головы:

— Эй, а как… в смысле — кто… когда я в туалет?!.

Владимир Бутусов

Если ты хочешь любить меня — полюби и мою тень,

Открой для неё дверь, впусти её в дом.

Тонкая, длинная, чёрная тварь прилипла к моим ногам.

Она ненавидит свет, но без света — её нет.

Если ты хочешь — сделай белой мою тень…

Если ты можешь — сделай белой мою тень…

Кто же, кто ещё, кроме тебя?

Кто же, кто ещё, если не ты?

174.

Если ты хочешь любить меня — приготовь для неё кров.

Слова её — всё ложь; но это — мои слова.

От долгих ночных бесед под утро болит голова,

Слёзы падают в чай, но чай нам горек без слёз…

* * *

Было третье февраля, когда я, опираясь на плечо Танюшки, выбрался наружу. Я всгде ненавидел болеть и пользоваться чьей-то помощью. Но сейчас — другое дело. Танька вела меня, закусив губу, и лицо у неё было таким серьёзным, что мне стало смешно…

…Негры потеряли до сотни бойцов ещё до того, как подошли к горной крепости Шверды. Мои ребята и появившиеся австрийцы по кусочкам раздёргивали их дозоры и фуражиров. Последние, поняв, что чехов им не взять, попытались было тронуться в обратный путь, но их продолжали бить беспощадно — и остатки полутысячной орды растаяли среди неприветливых морозных лесов. Едва ли кто-то вернулся в их земли и донёс неведомому начальству весть о судьбе экспедиции. Потерь у нас не было совсем, даже раненым оказался я один. Шверда и конунг австрийцев, молчаливый светловолосый мальчишка по имени Эмиль, навещали меня как раз через день после того, как я пришёл в себя…

… - Жаль, что я всё это время валялся без сознания, — признался я и с удивлением ощутил, что мне и в самом деле — жаль. Но Татьяна, кажется, была другого мнения. Стягивая у меня на груди меховой плащ, она сердито сказала:

— Ну конечно. Добился бы, чтоб тебе ещё и голову снесли.

— Тань, я кыназ или нэ кыназ? — поинтересовался я. — Я в конце концов воевать должен со своими рядом. А не под шкурами валяться.

— Навоюешься ещё, — безапелляционно отрезала она. — А сейчас сиди и дыши свежим воздухом.

Было холодно. На площадке перед пещерой сверкали клинки и лязгала сталь — шла обычная тренировка, но, когда я устроился удобнее, поединки разом остановились, и все, повернувшись в мою сторону, грянули:

— Слава! Слава!! Слава!!!

И было это вполне серьёзно. До такой степени серьёзно, что мурашки по коже.

— Тань, — попросил я, — принеси-ка мои клинки.

— И не подумаю… — воинственно начала она, но я, подняв голову и глядя ей в глаза, повторил спокойно:

— Принеси, Тань.

Зелень Танюшкиных глаз на миг вспыхнула.

Но только на миг.

— Сейчас, — кивнула она и исчезла в пещере. Я встал и заставил себя потянуться. Боль родилась в боку, но это была уже приятная боль — так зудит заживающая рана. Теперь я это знал и чувствовал… Нагнувшись, я поднял плащ и бросил его на камень.

— Держи, — Танюшка протянула мне уже освобождённые от ножен палаш и дагу. Я накрест взмахнул ими, чуть покривился, но пошёл вниз, на площадку, широкими, уверенными шагами: — Осторожнее! — крикнула вслед Танюшка.

И уселась на плащ — смотреть.

* * *

Вечером хрястнул мороз — такой, что в лесу застонали деревья. Даже странно — я и не думал, что так близко от моря могут быть такие холода.

Мы сидели у очага тесным кружком. Пламя ухало и гудело, входную плетёнку утеплили дополнительными шкурами.

— Продуктов хватит до середины апреля, — Ленка Власенкова закрыла свой блокнот. — Уж извините. Да и то — не растолстеем.

Я посмотрел на Сергея. Он одной рукой жонглировал своими тремя метательными