Шрифт:
«Живёт!» — улыбнулся Солнышкин. И хотя он очень устал и ему очень хотелось сесть, он ещё быстрей пошёл наперекор вьюге. Но вьюга постепенно меняла направление, кружила, и Солнышкин двигался за ней по невидимому снежному кругу. Сквозь снег на него иногда падали лучи садящегося солнца. Тогда на бесконечном снежном полотне возникала его огромная тень. И чем сильнее гудела и выше поднималась метель, тем больше эта тень разрасталась, тем быстрей она шагала по гудящим снегам Антарктиды.
ПОМНИТЬ ТОВАРИЩЕЙ, ПАВШИХ В БОЮ!
Пионерчиков мрачно бегал по коридору. Только недавно он вернулся на судно в чудесном настроении. Он побывал в домике у полярников. Он взял интервью у иностранных гостей. Судно разгрузили в рекордный срок! И это благодаря его другу Солнышкину! И вдруг беда!
Пионерчиков и Перчиков облазили все трюмы. Они заглядывали под ящики, под брезент и даже под льдины, но Солнышкина нигде не было.
В воздухе раздавались тревожные гудки. Пионерчиков покусывал губы, а в голове у него стучали, складывались горькие и мужественные слова. Он совсем не думал о статьях, о законах и ничего не хотел придумывать, но слова сами настойчиво всплывали в голове.
Внезапно он остановился. С камбуза неслись какие-то сладкие, совсем неуместные запахи. В трагическую минуту кок Борщик беззаботно варил компот! Пионерчиков подскочил к камбузу и захлопнул дверь. Борщик открыл её снова. Хоть это и Антарктида, на камбузе было жарко.
— Прекратите! — крикнул Пионерчиков.
Борщик удивлённо пожал плечами. Откуда ему было знать, что его сладкие запахи мешают складываться мужественным и горьким словам? Он хотел что-то ответить, но Пионерчиков вдруг выхватил из кармана клочок бумаги и огрызком карандаша написал:
Помнить товарищей, павших к бою. Насмерть стоять за команду свою!Он прочитал эти строчки и от неожиданности вздрогнул: это были стихи! Самые настоящие стихи!
Пионерчиков побежал к Перчикову в рубку и, схватив его за руку, снова прочитал только что родившиеся строчки.
Перчиков взял бумажку, посмотрел ещё раз и повторил вслух:
«Помнить товарищей, павших в бою». Да ты знаешь, что ты написал? — сказал Перчиков. — Это закон.
— Почему? — спросил Пионерчиков.
— Потому, — приблизился к нему Перчиков, — потому что настоящие стихи — это настоящий закон. От таких слов хочется сделать что-то хорошее!
Он распахнул иллюминатор. И тут они увидели, как вдалеке, по горам, по равнинам, движется гигантская тень человека, на плече у которого лежит какой-то груз.
— Солнышкин! — крикнул Перчиков.
— Солнышкин! — подхватил Пионерчиков.
И друзья выскочили из рубки.
— Есть Солнышкин! — кричали они. И побежали одеваться.
Пионерчиков открыл свою каюту, бросился к шкафу и заметил на кровати какой-то свёрток. На нём было написано: «Тысяча рекордов!» Штурман развернул бумагу, и перед ним сверкнули удивительные коньки необычной формы. Сердце Пионерчикова вздрогнуло и зазвенело, как утренний горн. Пионерчиков надел бушлат и выбежал на палубу.
— Бот на воду! — крикнул он и полез вниз по трапу. Следом за ним спускался старый Робинзон, за которым с лаем летел Верный. Последним, натягивая ушанку, торопился Перчиков.
— Пионерчиков, назад! Вернитесь! — раздался сзади голос. Это кричал Моряков. (Только что по его просьбе на поиски пропавших выехал сам Полярников.) — Это не шуточки, Пионерчиков!
Но голос капитана потонул в порыве метели, скрывшей уже от глаз убегающий бот. Конечно, Моряков и сам бросился бы с ними, но оставить судно он не мог.
ЧТО ЖЕ ЭТО ТАКОЕ?
Пурга клонила Солнышкина с боку на бок, как маленькую разбитую лодчонку. Вокруг поднимались волны белого холодного океана, и вихри цеплялись за ноги, как тысячи снежных кальмаров. Солнышкин сделал неверный шаг — он уже не чувствовал ног — и споткнулся. Птица съехала со спины, и только тут он увидел, что глаза пингвиньего капитана уже покрыты белым морозным инеем…
Стало совсем холодно. Стало так холодно, что даже сама метель взвизгнула от мороза.
«Надо идти», — подумал Солнышкин, но его ноги примёрзли ко льду, как причальные тумбы.
— Надо же идти! — крикнул себе Солнышкин, но голова устало сползла на грудь, и на чубчике закачалась льдышка.
«Вот и всё, — прикрыв глаза, подумал он. — Вот тебе и океаны и жемчужины. Вот тебе «пик Марины» и «пик Перчикова»!»
Он протёр кулаком слипающиеся глаза и перед самым своим носом заметил стрелку компаса, которая, как ни странно, указывала: норд! норд!