Он указал на миску с фруктами.

— Угостишься?

Принцесса кивнула, опустилась на лавку. Подождала, пока Эдгар уберет со стола книгу. Взяла яблоко, из зимних, что становятся сладкими лишь полежав и набрав спелость, а хранятся до следующего урожая. Спохватилась:

— Садись. Я так и подумала, что будешь один сегодня. Боялась, правда, что спишь.

— Государыня, позволь спросить… как случилось, что ты не празднуешь вместе со всеми?

Она покрутила яблоко, аккуратно положила на стол, подняла голову.

— С кем? Отец уединился с… неважно. Фрейлины напились и попрыгали в постели. Были бы живы братья… впрочем они бы сейчас тоже… Здесь нет равных мне — не со слугами же пить.

— Я тоже не ровня.

— Ты живой. Не угодничаешь, и не цепенеешь от страха. Если мешаю, я уйду — не годится портить праздник подданным.

— Я не твой подданный, принцесса. — Хмыкнул Эдгар. — Так что можешь портить праздник, сколько захочешь.

Она как-то растерянно улыбнулась, снова завертела в руках несчастное яблоко. Эдгар застыл, осознав, что ей и вправду некуда пойти, остается только сидеть у себя в покоях, слушая, как за стенами веселятся другие. Сам он, в общем, был в таком же положении — но он-то выбрал добровольно, а ей в самом деле некуда деваться. Господи, до чего же нужно было довести девочку, чтобы она побежала искать утешения у учителя. Впрочем, будь он равным, она бы не пришла. Видел бы, как все, царственную особу, улыбающуюся, когда не гневается… и навевающую мысли об оживленных черным колдовством статуях без сердца. Как же хорошо, что он не равный.

— Не смотри так. — Сказала она. — Я заплачу, и потом никогда тебе не прощу.

Вот только этого не хватало. Нужно было что-то делать, и быстро. Прощу-не прощу, ерунда, девчонку жаль. Показная веселость не пройдет, фальшь почувствуют оба, получится еще хуже.

— Принцесса, скажи, у вас этой ночью тоже боятся выйти за порог, чтобы не стать жертвой невидимого зла, таящегося в ночи?

— Нет. — Удивилась она. — А у вас так?

— У носа из дома не высовывают.

— У нас… — она широко улыбнулась: — Точно! Жди, я сейчас!

Эдгар озадаченно посмотрел на хлопнувшую дверь, и сел ждать.

Принцесса вернулась спустя полчаса, нетвердо ступавшая служанка положила на лавку груду тряпья и вышла.

— Держи. — Талья бросила плащ, сделавший бы честь спятившему циркачу: на добротную основу были плотно нашиты разноцветные лоскутки. — А это мне.

— Государыня?

— Гулять пойдем. — Она распустила косу и начала старательно разлохмачивать волосы. — Жаль, сала нет… ладно, и так сойдет. Ну, чего стоишь столбом?

— Ты в своем уме?

— Нет, в чужом. — Хмыкнула она, выгребая пепел из камина — с того края, где отгоревшие угли успели остыть — и посыпая им и без того превратившуюся непонятно во что шевелюру. — Говорю же, гулять пойдем. Вино есть?

Эдгар молча подал кубок. Принцесса сделала несколько больших глотков, достала невесть откуда зеркало и внимательно глядя в полированную бронзу начала водить углем по лицу. Повторила:

— Чего стоишь? Собирайся, давай.

— Объясни, наконец. — взмолился Эдгар.

— Гулять пойдем. Пить не хочу, а вот песни горланить — в самый раз. — Она посмотрела на лицо ученого и рассмеялась. — Сегодня ряженые ходят по домам, поют песни и выпрашивают угощение.

Эдгар подумал о том, что более дурацкого обычая в жизни не встречал.

— Личин я не нашла, но обойдемся так. — Продолжала девушка. — Одевайся. Хотя нет, погоди, сперва разрисую. Нагнись.

Она встала на цыпочки, сосредоточенно глядя снизу вверх, прикоснулась углем к лицу. Смотреть на нее, серьезную, лохматую, перемазанную так, что знакомыми оставались только глаза было невозможно. Эдгар расхохотался.

— Перестань смеяться, мешаешь… ну вот, криво вышло.

— Прости. — Ученый честно попытался сделать серьезную физиономию и развеселился еще пуще.

— Да ну тебя… — она оставила, наконец, в покое лицо и принялась за волосы.

— Принцесса я же утром не отмою! — хорошо ей, чернявой, а на что потом будут похожи когда-то светлые пряди — подумать страшно. Не то, чтобы Эдгар сильно заботился о том, как выглядит, но это же не повод превращаться в пугало.

— Отмоешь. — Отмахнулась она. — Было бы что там мыть… У вас все мужчины так коротко стригутся?

— Знатные юноши носят длинные кудри. Но я простолюдин.

— А… ну вот, готово. Зеркало дать?

— Не надо. — Почти испугался Эдгар. — Еще потом ночью приснится.

Она рассмеялась, снова протянула разноцветный плащ, который ученый покорно накинул на плечи. Под грудой не пригодившегося тряпья нашлась трещотка и бубен.

— Слов ты, конечно, не знаешь… — проговорила принцесса, взяв трещотку. — Ну, тогда колоти и постарайся в ритм попасть, а петь буду я. Пойдем.

За дверью, как оказалось, ждали стражники. Нелепые разноцветные плащи на них почему-то не выглядели смешными, а разрисованные углем лица наводили на мысли об игре света и тени, просвечивающих сквозь ветви лунных бликах. Пожалуй, встань среди ночного кустарника — любой пройдет в шаге, не заметив. И все трое были совершенно трезвы, ни намека на запах хмельного.