— Надеюсь, оба твои стрелка мертвы, — жестоко продолжал добивать его координатор, — потому что если они живы… — Бронье с тоской впился в него испуганным взглядом. — Так вот, если они живы, тебе очень плохо будет, Жерар. — Координатор отвернулся.

— Да… — Бронье, шатаясь, поднялся и неверной походкой двинулся к выходу. Куда девалась его замечательная военная выправка.

— Запахни за собой створки, Жерар. Я не хочу вставать, — бросил координатор ему в спину.

Сказочная турецкая ночь накрыла Бронье черным одеялом из детских кошмаров. «…В черной, черной комнате стояла черная, черпая кровать… На черной, черной кровати лежало черное, черное одеяло…» — припомнился ему завалявшийся в памяти далекий зловещий шепот соседской девчонки, вещавшей голосом прорицательницы страшную сказку… Иногда детство достает нас в самый неподходящий момент, бьет по голове, когда ищешь понимания и поддержки, вместо того чтобы прибавить сил и не дать сорваться с колес…

Бронье захохотал, как помешанный, и бросился на колючую проволоку… Рука самопроизвольно потянулась к пистолету…

Черное одеяло накрыло его с головой, с потрохами, со всем его страхом. Сквозь тело будто промчался электрический ток, тряханул и ушел в землю… Из-под воображаемого одеяла, судорожно дернувшись, высунулась неестественно вывернутая рука. Пальцы распрямились и замерли. Пистолет вывалился в траву…

Его нашли только под утро и спешно отправили в госпиталь, где он провалялся с неделю в какой-то жуткой горячке. А еще через неделю Бронье, хмурый и злой, снова приступил к работе, сделав несколько разнообразных выводов на свой счет. В тот момент он был абсолютно уверен, что больше не допустит ни одного промаха.

Виктор пришел с работы раньше обычного. Его невыносимо влекло домой, но в то же время он этого и боялся. Ему казалось, что Лена сразу обо всем догадается, стоит ему переступить порог, словно бы это вовсе не порог их дома, а порог затянувшейся между ними лжи. Он замешкался у почтового ящика, потом долго топтался у двери. Наконец, неловко открыв ее, он остановился на пороге. В квартире было непривычно тихо. Где-то уютно журчала вода. Тикали часы на стене в гостиной.

Лена выглянула из ванной и сразу заметила, что он пьян. С некоторых пор она стала к этому нетерпимой. С некоторых пор она ко многому стала нетерпимой. Ее раздражали незначительные мелочи, а некоторые просто выводили из себя. Она по-прежнему уходила от выяснения отношений, не скандалила и не ругалась. Но наполнялась до краев таким ледяным безразличием, что у Виктора стыло в груди и опускались руки. А она оттаивала и становилась похожей на прежнюю.

Лена стояла в слабо освещенном коридоре и смотрела на него выжидательно и заносчиво. Черный шелковый атласный халатик, схваченный широким поясом на тонкой талии… Светлые волосы сплошь накручены на бигуди… Завтра на их месте, как но волшебству, окажутся восхитительные пепельно-русые локоны, хаотично ниспадающие на плечи… Надменное, испуганное лицо… Прозрачные объемные глаза выплескивали интерес, неприязнь и тревогу… В негодующим, волевом порыве выразительно сведенные брови. Весь ее потрясающий облик источал неуверенность и решимость. В ней было что-то от марсианской Аэлиты: грозное непонимание, неприятие и царственность одновременно.

Виктор прислонился виском к дверному косяку. «Эта воинствующая инопланетянка свела меня с ума… парализовала мою волю… скомкала душу, как ненужный клочок бумаги, на котором нацарапана история моей жизни… Я полностью в ее власти… Она — мой палач… и моя надежда… изощренная мучительница… стервятница, питающаяся моей холодеющей кровью… Лена…»

— Стерва — это разлагающаяся плоть издохшего животного, на запах которой собираются гиены… и слетаются вороны… — зачем-то пробормотал Виктор заплетающимся языком.

— Чего?.. — в ужасе отшатнулась Лена.

— Так… ничего… пьяный бред…

— Витя?.. Ты в своем уме?

— А в чьем же еще?..

— Иди спать! — вдруг резко приказала она. — Я не могу тебя таким видеть…

— И часто ты меня таким видишь?..

— Да какая разница… — она брезгливо и высокомерно вскинула изящный подбородок. — Не хочу никогда видеть тебя таким…

А прозвучало это так, будто «вообще не хочу тебя больше видеть!»

— Да-а?! И что теперь?..

— Ничего. Иди спать. Ненавижу пьяных мужиков!.. Они сопливые и истеричные, как бабы!..

Виктор послушно ретировался в спальню и, не раздеваясь, рухнул в постель. Ее величество ему великодушно позволили занять свое место на супружеском ложе. «Вот и славно… — подумал Виктор. — Утро вечера мудренее. А завтра она оттает… Я протрезвею… Мы куда-нибудь сходим… И ты уж прости, друг Серега, но я ничего больше ей не скажу. В конце концов, она моя жена!.. А я ее муж… И наш Сережка даже не подозревает о тебе. Он меня называет папой. А моего отца — дедушкой… У нас все хорошо… А у Лены просто нервы… Может, она беременна от меня! А ты тут… снова пытаешься…»

Виктор не заметил, как заснул.

«Неужели мой бывший любовник снова ожил?!.. — злорадно усмехнулась Лена, заглянув в спальню. — Или снова умер… Мой любимый… — всхлипнула вдруг она, удостоверившись, что муж спит. — Ты, Витя, в моей жизни — гость… не хуже татарина, но все-таки гость. И слишком уж ты загостился в моей жизни… Но где же хозяин?.. Сережа!.. Ты где…» — Лена заплакала в голос.

Маленького Сережку сегодня дядя забрал в Мытищи, как чувствовал, что именно в этот день ей это будет нужно. Лена опустилась в кухне на кресло и наплакалась от души.