– Вы светлая и красивая.

– Вообще-то мне тридцать. Но вряд ли вас это касается.

– Еще год-другой – и от всего этого не останется и следа, – изрек мужчина. – Так бывает всегда.

До войны «Тур Эффель» был излюбленным местом встреч авангардных художников и писателей. Здесь бывали Огастес Джон, Уиндем Льюис, Эзра Паунд. Позднее в книге посетителей прибавились имена Чарльза Чаплина, Рональда Фербенка и Джорджа Гершвина, и ресторан стал любимым местом наиболее изысканной светской публики.

К 1927 году он превратился в памятник самому себе, и цены вполне этому соответствовали. Картины и гравюры различного качества, висящие на стенах, напоминали Грейс надгробия, хоть и выдержанные в самых невероятных стилях, но надгробия. Это заведение извлекало выгоду из своего богемного прошлого. Вероятно, в ресторане можно было заказать на закуску вареные воспоминания, а потом как основное блюдо тушеную ностальгию. Дики Седжвик, безусловно, чувствовал здесь себя как дома.

– Пунктуальна, как всегда! – Дики встал и поцеловал ее в щеку. – Грейс, дорогая, да ты совсем промокла!

– Ничего, высохну! – Грейс опустилась в кресло с резной ореховой спинкой. – А пока можешь полюбоваться исходящими от меня облаками пара!

– Ну, как хочешь! – Дики тоже сел. – Мне кажется, нужно что-то сделать, чтобы ты не простудилась!

– Тогда закажи мне выпить.

– Попробуй вот это. – Он повернул бутылку вина так, чтобы показать этикетку. – Вино из Долины Роны, как сказал мне Джо. Невероятно вкусное!

– Уверена, что оно вкусное, но у меня нет бокала! Будь другом, попроси Джо!

Слушая его славословие вину, она промокала салфеткой мокрые пятна на черном шелково-креповом обеденном платье и вдруг, подняв взгляд, увидела, как в зал с улицы вошел широкоплечий человек в накрахмаленной белой вечерней рубашке и галстуке-бабочке. Владелец ресторана Рудольф Сталик тотчас же подошел к нему, провел к лучшему столику в углу, засуетился, давая ему закурить. Взгляд светло-голубых глаз внезапно устремился в сторону Грейс. Она отвернулась, посмотрела на нефритовую пряжку своего платья, а потом снова на Дики. Сегодня он выглядел утомленным, не таким живым и энергичным, как всегда.

– Ты выглядишь усталым, Дики. В «Геральд» все в порядке?

– Дело не в газете, и ты это знаешь, Грейс, – несколько раздраженно ответил он.

– Я знаю.

Вероятно, в его словах содержалось завуалированное напоминание о прошлом – их прошлом. Пытаясь справиться с неловкостью, Грейс еще раз оглядела зал. Сталик подробно рассказывал американцу о меню, потом указал на работы одного из самых известных клиентов-художников. Американец, похоже, заинтересовался, но как только Сталик отвлекся, тотчас же бросил взгляд на Грейс.

– У меня сегодня отвратительный день. – Грейс заставила себя смотреть на Дики, и только на Дики. – Я подала заявление об уходе. – Она отпила из бокала. – А вино действительно очень хорошее.

– Да ты что?

– Ну, пыталась. Впрочем, Пирсон не воспринял это всерьез. Обри Пирсон, я имею в виду. И полагаю, я тоже не очень серьезно это восприняла. Он потчевал меня хорошей порцией демагогии. Такие вот они динозавры!

– Ты всегда так говоришь. Закажем рыбу? Сегодня есть камбала. С молодой картошкой.

– Дики, ты не представляешь, каково девушке работать в таком месте! Мужчины могут делать все, что им угодно, лишь бы вовремя была готова рукопись. Но мне – малейший намек на смех, одно дуновение сигаретного запаха – и все! Они считают, что я должна быть благодарна только за то, что мне позволяют работать на них, разве ты не видишь? Вот об этом я и хотела с тобой поговорить. Я думала...

Седжвик усмехнулся:

– И ты решила поинтересоваться, не поработать ли тебе в «Геральд»? Ты действительно считаешь, что эта газета лучше? Думаешь, там с тобой будут обращаться как с любым другим сотрудником? В таком уж мире мы живем, дорогая! Но положение постепенно улучшается. – Он кивнул официанту. – Джо, две порции рыбы, пожалуйста.

– Слишком медленно для меня. – Грейс невольно оглядела зал. Американец, нахмурившись, смотрел на часы. Она снова перевела глаза на веснушчатое лицо Дики и решила перейти к сути дела. – Я думала... Что, если Дайамонд начала бы писать не только для своей колонки? Она могла бы составлять обзоры, политические комментарии, даже гороскопы!

Он помотал головой:

– Не пойдет!

– Но почему? Дайамонд имеет огромный успех, ты всегда это говоришь. Кто еще в вашей дурацкой газете получает полные мешки писем? О ком еще сплетничают в других газетах? Ты знаешь, что вчера написал Гарольд Граймс в «Мейл»? Он полагает, что Ребекка Уэст – это Дайамонд Шарп! Ребекка Уэст!